Многочисленная греческая армия окружила небольшой отряд Святослава — у него было всего десять тысяч воев — железным кольцом. Жуть охватила русь.
— Нам уж некуда деваться, братья, — сказал будто бы Святослав дружине, которую он звал то братьями, то детьми. — Хочешь не хочешь, а биться надо. Не посрамим же земли Русской, ляжем тут костями: мёртвые срама не знают. А если побежим, осрамим себя… Станем же крепко! Я пойду передом, а если голова моя ляжет, вы уж промыслите о себе сами…
Все ободрилось.
— Где падёт твоя голова, там и мы свои сложим… — потрясая блистающими мечами, закричала дружина. — Не посрамим земли Русской!..
Русь исполчилась, грянул бой и — греки побежали. Дорога на славный Царьград была открыта. Не считаясь с ничтожеством своих сил, Святослав степным барсом бросился вперёд. Перепуганный Цимисхий выслал навстречу северному витязю посольство с богатыми дарами: тут было и золото, и камни самоцветные, и паволоки, и узорочье всякое. Святослав бросил на всё это презрительный взгляд и молвил небрежно:
— Отдайте все это моим отрокам…
И — не сказал послам ни слова. Смущённые, они возвратились в Царьград. Хитрый Цимисхий отправил тогда новое посольство с новыми дарами: то было самое драгоценное оружие из оружейной палаты дворца. Святослав при виде этих даров так весь и загорелся и, хватая то меч булатный, то щит червлёный, то кольчугу блистающую, все целовал их и, сияющий, сказал наконец послам:
— Благодарю… Скажите вашему царю, что я целую его за эти дары…
Цимисхий понял жест дикаря, опять, как встарь, пошёл на дань, и Святослав возвратился в свой Переяславец «с похвалою великою».
Но близость славянского барса не давала спать византийской лисице, и, оправившись, Цимисхий снова двинул на Дунай свои полки. Борьба была долгая и беспощадная, и, несмотря на резкое неравенство сил, исход её долго колебался то в одну, то в другую сторону. Наконец под Доростолом, лежавшим близко к пределам печенежским, греки победили: среди полков их, по повелению Богоматери, появился вдруг блистающий святой Феодор Стратилат и сопротивление Руси было сломлено…
И вот Святослав, побеждённый, сидел теперь на берегу Дуная, ожидая свидания с победителем Цимисхием. Лицо его было угрюмо, но полна жизненных сил была его душа: он придёт опять с Руси — с новыми полками…
Свентельд — почти головой выше Святослава, с густыми сивыми усами, похожими на опрокинутые турьи рога, и шрамом поперёк всего лба — осторожно наблюдал за князем. Он угадывал его думку и одобрял её. Свентельд был из свейских варягов. Варягами вообще назывались в те поры народы, которые осели вкруг Варяжского моря: готы, свеи и урмане по северному берегу его; славяне, немцы и дони (датчане) — по южному. «Идоша за море к варягам к руси, — рассказывает в летописи неизвестный автор, — сице бо ся зваху тыи варязи русь, яко сё друзии зовутся свее, друзии же урмяне, англяне, друзии готе, тако и си». Скоро значение «варяжского» стало ещё обширнее: римско-католическая вера стала называться варяжскою, католическая Церковь носила название «варяжской божницы», и католического священника звали «варяжский поп». На старошведском языке слово waring значило только «вояка», вояка вообще, а не норманн, не скандинав только… Все они вели бойкую торговлю по морям, но ещё более бойко разбойничали. Разбойные ватаги эти не смотрели, откуда приходили к ним помощнички, и потому состав всех этих дружин — свейских, урманских, готских, славянских — был всегда очень смешанный. А все вместе были они варяги — удалые добры молодцы с моря Варяжского. Свентельд был родом из свеев, но почти всю свою жизнь провёл среди славян и говорил на их языке как на своём собственном. Тяжёлое положение русской рати не тревожило его сверх меры: и не из таких переделок он выходил. А в крайнем случае можно будет перейти на службу и к Цимисхию: опытные воины, варяги ценились везде, а сражаться всё равно за что. Это делалось всеми.
Тут же в ладье сидел высокий, красивый, молодой, с мягкими голубыми глазами и ленивой усмешкой северянин, Федорок. В поисках приключений он увязался как-то с караваном из варяг в греки, заболтался в Царьграде, попал в царскую гвардию, навострился борзо лопотать по-эллински, грамоте выучился и, чтобы не отставать от других, принял даже христианство и новое имя: раньше в лесах звали его Ядреем. Но когда греки пошли против Руси, сердце в нём загорелось и ночью он перебежал к своим. Теперь он немножко опасался, как бы греки не узнали его и не сгребли. Но он служить им больше не желал никак и презрительно звал их почему-то «греками мочёными». Он втайне очень жалел, что крестился в их веру. В особенности противно было ему, что их боги, вроде этого проклятого Федора Стратилата, стоят против Руси: Ядрей-Федорок был бродяга порядочный, но сердце его всё же было крепко привязано к берегам родной Десны. И потому он с лёгким сердцем выкинул небольшую иконку Федора Стратилата.
— Взял боженьку за ноженьки да и оземь… — засмеялся он.
На том берегу махнули чем-то белым.
— Едет… — сказал своим тяжёлым басом Свентельд, вставая. — Пора и нам, княже…
Святослав встал и шагнул в ладью. Лязгая оружием, дружинники последовали за ним. Князь наравне с гребцами взялся за весло. И ладья, носом против течения, боком бойко пошла по блещущему Дунаю. И в то время как подходила она к берегу, от лагеря во главе блистательной свиты показался на богато разубранном коне император Цимисхий. Он был маленького роста — Цимисхий и значит по-армянски маленький, — но широкогруд, мускулист и имел в блестящих доспехах своих очень воинственный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13