Агнесс тоже снедает тоска; родные и близкие это видят и не на шутку тревожатся за девицу. Уже не один месяц она живет в своем воображаемом мире, а с родными общается лишь за столом и во время молитвы. Она выполняет работу по дому и в поле, но все валится у нее из рук. Ее мысли витают где-то далеко – словно перышко на ветру. Агнесс ничего вокруг не замечает. Деревенские парни – как облака в небе ее безучастных глаз.
Оба, Агнесс и Вильгельм, живут как во сне. И вот однаж­ды под вечер, когда дым от горящих полей стоит над деревья­ми серым клубящимся маревом, они оба заходят в лес, и слу­чайно встречаются, и в первый раз заговаривают друг с другом. Представьте себе, как обрадовался Вильгельм, когда Агнесс заговорила с ним (про погоду, про урожай) на человеческом языке, на самом обыкновенном немецком. Ему даже почуди­лось, что когда их взгляды встретились, она зарделась. Какой восторг: встретить богиню и вдруг понять, что она доступна! Они прощаются на мосту, и Вильгельм желает Агнесс спокой­ной ночи. Теперь он твердо решил к ней посвататься.
Но осень проходит, приходит зима, и первый снег накры­вает землю, а их отношения не продвигаются дальше нелов­кой и скованной дружбы.
– Не надо меня любить, – умоляет Агнесс. – Мы с тобой брат и сестра в устремлениях, но я не могу ответить взаимно­стью на твою любовь.
И вот однажды, морозным декабрьским утром, Агнесс ис­чезает. Вся деревня выходит на поиски, ибо положено так по людским законам: в тяжкие времена и лихую годину все помо­гают друг другу. Мужчины прочесывают рыболовной сетью ручей за деревней, частично скованный льдом, но ничего не находят. Они ищут в лесу, но тщетно. Вильгельм болен от страха. Каждую ночь ему снятся кошмары: от голодных волков до разбойников. Он убивается по Агнесс, словно был ей закон­ным мужем. Горе его неизбывно. Мельник смотрит на муки сына и сам безмерно страдает. Горе сковало сердца, словно лютый мороз; но оттепель все-таки наступает, она приходит внезапно и обдает жгучим жаром.
– Агнесс! Она жива! Это Агнесс!
Вильгельм просыпается, хватает куртку и выбегает на ули­цу. Погожее ясное утро, воздух хрустит от мороза. Вся деревня собралась у дома Агнесс. Толпа колышется, как молодые ко­лосья под ветром: каждому хочется заглянуть в окно.
– Что там? – спрашивает Вильгельм. – Что случилось?
– Девица вернулась, – отвечает кузнец. – Говорят, она бредит… одета по-летнему… в волосах – цветы.
Агнесс слышит голос Вильгельма и зовет его в дом. Тол­па расступается, пропуская его к двери. Не толпа, а сплош­ные глаза. Вильгельм заходит в дом и видит родителей Аг­несс, склонившихся над постелью дочери. Взгляд у Агнесс – жалобный и умоляющий, как у ребенка. Из-под лоскутного одеяла торчат ее голые ноги – обмороженные, распухшие, увитые увядшими маргаритками. В растрепанных волосах, разметавшихся по подушке, – россыпь засохших цветов. Роз­марин, фиалки, анютины глазки.
– Милый друг, – говорит Агнесс. – Я вернулась из Лета обратно в Зиму. Где я была – что со мной приключилось, – наверное, ты не поверишь. Я шла вдоль ручья, хотела набрать рябины. Ты знаешь то место, где ее много. Я задумалась и сбилась с пути, а когда очнулась, вокруг был только дремучий лес. Уже вечерело. Я вдруг поняла, что ужасно замерзла, лицо щипало от холода, а платок порвался о колючки.
Я уже начала отчаиваться, но тут услышала, как скрипит снег под копытами, и предо мной предстал рыцарь, красивый и статный. Его доспехи из чистого серебра сверкали в снегу, словно лунный свет, а щит был весь белый. Он пришел, чтобы спасти меня.
Наверное, я заснула, потому что не помню, как он поса­дил меня на коня и привез к себе в замок. Я проснулась в большой каменной зале. В камине не было даже золы, как в разгар лета, но все равно было тепло.
Семь дней белый рыцарь за мной ухаживал. Он подарил мне красивое платье и принес эти цветы. Я пила нектар из стеклянных бокалов и думала, что останусь там навсегда. Да и с чего бы мне было стремиться уйти? Но сегодня, когда я проснулась… я вновь оказалась здесь… то есть там, у рябин, в лесу.
Разумеется, никто не поверил рассказу Агнесс. Люди, ко­торые тяжким трудом добывают свой хлеб, не особенно жа­луют праздных мечтателей. Да она малахольная, заговорили в деревне. Девица рассудком скорбна, юродивая, а то, может, и пьет втихомолку, вот ей и чудятся всякие давности. Виль­гельм ходит к Агнесс каждый день, но там его принимают отнюдь не радушно, а злословие селян обижает его и ранит. Словно червяк, поселившийся в яблоке, Вильгельма гложет любопытство, и вот терпеть больше невмоготу: со всем сле­пым пылом страсти он решается восстановить доброе имя своей возлюбленной.
Он идет в лес один, в самую чащу. Вырезает на стволах деревьев первую букву своего имени, надеясь потом отыс­кать обратную дорогу по этим меткам. Но сейчас его меньше всего заботит опасность заплутать. Ибо холод – суровый за­кон, и всякий должен ему покориться. Колючий снег бьет в лицо и слепит глаза. С деревьев свисают сосульки, острые, как иголки. Где-то во тьме слышится волчий вой. Но Виль­гельм упрямо идет вперед. И мнится ему, будто в сумраке между стволами деревьев мелькает краешек юбки Агнесс, или ее босая нога, увитая гирляндой из живых цветов. Он преда­ется мечтам: чувствует, как наяву, жаркое ее дыхание на сво­ем заиндевевшем лице.
На третий день тщетных блужданий по мерзлому лесу, ког­да медный свет солнца пробивается сквозь сплетение голых ветвей, Вильгельм выбирается на поляну из колючих кустов ежевики, спотыкается о корягу и падает лицом в снег. Сперва он думает, будто нашел замок рыцаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81