Просто не думала об этом. А теперь придется подумать. Плюс ко всему, нужно выбраться на несколько дней к родителям.
— Разве это так уж необходимо?
— Да.
— Ты просто святая великомученица! Кстати, я получила от мамы письмо.
— У них все в порядке?
— Какое там. Все плохо… как обычно.
— Я чувствую себя виноватой из-за того, что они остались одни на Рождество.
— А я — нет, — резко ответила Бидди. — Я пригласила их, разумеется. Я каждый год их приглашаю и при этом молюсь, чтобы они отказались. Слава Богу, и на этот раз у них нашлись отговорки: папа так занят, дороги занесены снегом, двигатель в машине как-то странно шумит, пошаливает мамин ревматизм… Они несносны. Заплесневели в своей рутине. Что толку пытаться хоть как-то скрасить их унылое существование? У них тогда не останется повода для нытья.
— Что с них взять — старики…
— Нет, они сами сделали себя стариками! А у тебя и так проблем хватает, чтобы еще и о них волноваться.
— Ничего не могу с собой поделать. — Молли смущенно замолчала, а затем, с какой-то лихорадочной поспешностью, продолжала: — Весь ужас в том, что сейчас, в эту самую секунду, я бы все отдала, только бы не уезжать. Мне невыносима мысль, что Джудит останется одна, что мы будем оторваны друг от друга. Из-за этого я чувствую, будто у меня вообще нигде нет своего места. Знаешь, у меня иногда бывает чрезвычайно странное ощущение… будто я нахожусь в каком-то чистилище, между раем и адом, и сама я — что-то неопределенное, ни то ни се. Это находит на меня всегда неожиданно: едешь на лондонском автобусе… или на лайнере «Пи энд Оу», перегибаешься через перила на корме, смотришь, как пенящийся кильватер уносится в прошлое, и думаешь: зачем я здесь? И где мне предназначено быть? И кто я такая?
Ее голос сорвался. Бидди испугалась, что сестра сейчас разрыдается.
— Молли, дорогая…
— …И тогда я понимаю, что значит жить между двух миров. А самые страшные мгновения — когда эти миры сходятся, почти соприкасаются друг с другом. Как сейчас. И я чувствую, что не принадлежу ни тому, ни другому. Словно я… разодрана на части…
Бидди показалось, что она поняла.
— Есди это может тебя утешить, таких, как ты, женщин — тысячи… Например, жены служащих или работающих в колониях —каждая из них находится в таком же безвыходном положении…
—Я знаю. И в этом нет ничего утешительного. Я просто не могу избавиться от этого чувства неопределенности.
—Ты просто переутомилась, не выспалась. Отсюда и твоя подавленность. Это естественно.
—Да, — Молли вздохнула, глотнула еще кофе и поставила чашку. — И все равно я хотела бы, чтобы Брюс работал в Лондоне, или в Бирмингеме, или где-нибудь еще… лишь бы мы жили в Англии и все вместе.
— Уже поздновато мечтать об этом.
— Или пусть бы мы вовсе не женились. И даже никогда не встречались. Пусть бы он нашел себе другую женщину.
— Но ты вряд ли бы нашла другого мужчину, — жестоко оборвала ее Бидди. —Представь себе, что было бы тогда: жизнь в Викаридже вместе с мамой. И без прекрасных дочерей.
— Просто эта мысль о необходимости начинать все сначала, собирать пожитки… И ты больше не принадлежишь самой себе… — Ее голос затих. Несказанные слова повисли в воздухе. Молли опустила глаза, и на ее щеках проступил слабый румянец.
Бидди невольно посочувствовала сестре. Она прекрасно понимала, что стоит за этим бурным и неожиданным излиянием. Все это, на ее взгляд, не имело никакого отношения к предстоящим рутинным сборам в дальнюю дорогу и к неминуемому отъезду; равно как и к прощанию с Джудит. Дело было в Брюсе. Бидди очень жалела его, несмотря на все его занудство. Четырехлетняя разлука не могла пойти на пользу никакому браку, к тому же, Бидди омневалась, что Молли, такая нежная, утонченная и застенчивая, хороша в постели. Как одинокие мужья удовлетворяют свои стественные сексуальные потребности — было недоступно ее пониманию. Но по зрелом размышлении — не настолько уж и недоступно. Самым простым разрешением проблемы для таких пар было бы закрыть глаза на возможную неверность, но… даже Бидди, при всей своей легкомысленности, с детства была обременена свойственными ее поколению предрассудками и потому не позволяла себе заходить слишком далеко в своем воображении. Она старалась просто не думать об этой печальной истории.
Краска сошла с лица Молли. Бидди решила, что настал момент сказать что-нибудь ободряющее. С наигранным оптимизмом она начала:
— Знаешь, я уверена, что все в конце концов образуется. — Но это прозвучало не слишком убедительно. — Я в том смысле, что… я думаю, тебя ждет впереди много ярких впечатлений. Как только ты сядешь на корабль, ты почувствуешь себя совершенно другим человеком. Только подумай о блаженстве, которое тебя ждет: три недели полнейшего безделья — можешь полеживать себе в шезлонге и не думать ни о чем. В Бискайском заливе ты перестанешь страдать от морской болезни, и тогда, может быть, наступит самая восхитительная пора в твоей жизни. Ты вернешься к солнцу, в тропики, в твоем распоряжении будет масса слуг. Встретишься со старыми друзьями. Я почти завидую тебе!
— Да… — Молли выдавила из себя сконфуженную улыбку. — Это правда. Я просто дура. Прости меня. Я знаю: ты считаешь меня дурой.
— Да нет же, глупенькая! Я тебя понимаю. Я помню, как тяжело мне было оставлять Неда, когда мы с Бобом уезжали на Мальту. Но так устроен мир. Нельзя быть и здесь и там одновременно. Главное, ты уверена, что оставляешь Джудит в такой школе, где о ней сумеют позаботиться, где ей будет хорошо. Как, к слову, называется это заведение?
— «Школа святой Урсулы».
— Тебе понравилась директриса?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28