«Турция все тверже становится на нашу сторону».

«Группа Маннергейма в Финляндии готова к операциям».

«Япония должна получить свободные руки в Китае, чтобы она могла быть включена в наш расчет».

«Евреи в Молдавии стреляют в немецких солдат. Но Антонеску производит чистку. Он ведет себя в этой войне вообще великолепно». «Венгры продвигаются через Карпаты. Занят Тарнополь. Нефтяная область попала почти неповрежденной в наши руки».

«Друзья Англии пришли в конфликт с большевиками. Разлад во вражеском лагере все более углубляется. Это время надо, по возможности, полнее использовать. Пожалуй, можно будет этот разлад настолько обострить, что фронт противника придет в колебание» (28 июня),
— идея, которая, как мы потом увидим, до самого последнего часа владела Гитлером.
Все заняты определением срока победы. Если Гитлер назвал четыре месяца, то теперь отовсюду раздаются голоса, предрекающие победоносное окончание войны через недели и даже дни.
В дневнике теперь близкое предвкушение триумфа. Главная забота Геббельса, чтобы триумф не оказался несколько общипанным забегающими вперед прорицаниями.

«Я резко выступаю против глупых определений сроков победы со стороны министерства иностранных дел. Если сказать — 4 недели, а будет 6, то наша победа в конечном счете будет все же поражением. Министерство иностранных дел также в недостаточной мере соблюдает военные тайны. Против болтунов я велю вмешаться гестапо».
Геббельс дает распоряжение поэтам — срочно сочинить песню о русском походе, но песня все никак не удается, к его досаде и негодованию. Наконец:

«Новая песня о России готова. Совместный труд Анаккера, Тислера и Колбе, который я сейчас сопоставляю и перерабатываю. После этого он будет неузнаваем, — с обычным самодовольством записывает он. — Великолепная песня».
«Великолепной» — иного нет теперь у него определения — стала кинохроника, которой он занимается, «содержание ее — война» (26 июня).

«Прекрасные съемки с Востока. Захватывающий дыхание киномонтаж (30 июня).

«Теперь работать — одно удовольствие».

«Я не хочу, чтобы это было когда-либо иначе».
С цинизмом карьериста, для которого все, в том числе и война, — лишь средство для осуществления карьеры, он отмечает:

«Крайне интересное ознакомление с мастерской ведения большой войны» (27 июня).

«Каждые полчаса поступают новые известия.
Дикое, возбуждающее время.
Вечером хроника готова. Полноценный кусок. Захватывающая музыка, кадры, текст. Теперь я совершенно удовлетворен. Еще полчаса подремал на террасе» (4 июля).

«Темп в Берлине почти захватывает дыхание. В эти дни приходится прямо-таки выкрадывать для себя время. Но я желал для себя такой жизни, и она действительно красива».
Как ни захлебывается Геббельс результатами внезапного нападения, новая неожиданная нота появляется в его записях.
Сначала она звучит недоуменно. «Противник сражается хорошо» — это фиксирует он уже 24 июня (как всегда, пишет о прошедшем дне). Он обдумывает это новое обстоятельство с намерением извлечь из него выгоду:

«Русские защищаются мужественно. Отступлений нет. Это хорошо. Тем скорее оно будет впоследствии. Они теряют бесчисленное количество танков и самолетов. Это является предпосылкой к победе».

«Москва, по нашим данным, имеет еще в своем распоряжении около 2000 боеспособных самолетов, но большевики продолжают биться упорно и ожесточенно.
Хотят во что бы то ни стало удержать Ленинград и Москву и подтягивают для этого большое количество соединений, не обращая внимания на опасность в оперативном отношении. Это для нас только приятно. Чем больше в этом районе будет войск, тем лучше наша позиция».
Но все беспокойнее эта нота: Южный фронт «отчаянно сопротивляется и имеет хорошее командование. Положение не угрожающее, но у нас по горло дел».
В фашистской доктрине о слабости Красной Армии возникает брешь. Брешь и в психологическом состоянии Геббельса. Игрок, он наглеет с каждым выигрышем и сникает, впадает в уныние, депрессию, наталкиваясь на сопротивление, на неудачи. Но всего лишь первые дни войны на Востоке — эта тетрадь заканчивается 8 июля[], — фашистская армия еще не испытала первых поражений… Все же призрак неудачи явственно присутствует в этих записях…
Сначала Геббельс пытается записывать о событиях на Востоке, как еще об одном театре войны, — эпически. Как сообщал до сих пор ежедневно о боевых действиях против Англии и переходил на другое. Но из этого ничего не получается. События сминают.

«Усиленное и отчаянное сопротивление противника… Армейская группа „Юг“, сообщения о том, что близ Дубнова отражена попытка вражеского прорыва… Под Белостоком отчаянные попытки прорыва… Один красный полк прорвался…»

«У русских колоссальные потери в танках и самолетах, но они еще хорошо дерутся и, начиная с воскресенья, уже многому подучились» (27 июня).

«Русские защищаются отчаянно. Русская танковая дивизия прорывает наши танковые позиции».
Тут уместно пересказать эпизод, который приводит в своей рукописи начальник личной охраны Гитлера — Раттенхубер.
Самолет с находившимся на борту офицером германских вооруженных сил, пролетая над Бельгией, потерпел аварию. Уцелевший офицер был задержан бельгийцами. При нем оказался секретный пакет с планами вторжения немецких войск во Францию через Голландию, Бельгию, Люксембург.
Бельгийцы, пишет Раттенхубер, ознакомившись с этими планами, почтительно отправили немецкого офицера в Германию вместе с его пакетом.
Этот эпизод, с удовольствием обсуждавшийся в ставке Гитлера, передает дух той «странной войны» на Западе, когда немецкая армия триумфальным маршем шествовала по Европе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109