Курьезна эта попытка найти точки соприкосновения.
Прошли еще часы в ожидании ответа — в ожидании возможности выбраться из Берлина.
В дневнике Бормана под датой 30.4.45 сказано о смерти Гитлера и Евы Браун.
А 1 мая, видимо, после возвращения Кребса, запись состоит из одной фразы:

«Попытка вырваться из окружения!»
На этом дневник обрывается.
Накануне в 18 часов Борман сообщил радиограммой гроссадмиралу Деницу о том, что фюрер назначил его, Деница, своим преемником вместо Геринга.
Дениц, не зная о смерти Гитлера, ответил:

«Мой фюрер! Моя преданность Вам безусловна. Я сделаю все возможное, чтобы вызволить Вас в Берлине. Однако, если судьба принудит меня править рейхом в качестве назначенного Вами преемника, я буду продолжать эту войну до конца».
1 мая в 7.40 утра Борман направил Деницу строго секретную радиограмму. Вот эта радиограмма, в его папке:

«Завещание вступило в силу. Я насколько возможно скоро прибуду к вам. До этого времени, по-моему, опубликование отложите».
В этот день позже, в 15 часов, он совместно с Геббельсом отправил Деницу последнюю радиограмму, сообщавшую о кончине фюрера, о произведенных им назначениях на руководящие посты.

«Завещание, по распоряжению фюрера, для Вас, для фельдмаршала Шернера и службы безопасности для предания гласности вынесено из Берлина. Рейхсляйтер Борман пытается сегодня прибыть к Вам, чтобы Вас ознакомить, с обстановкой. Форма и момент объявления войскам и предания гласности на Ваше усмотрение. Поступление подтвердите. Геббельс. Борман».

«В буфете хлопали пробки, — пишет Раттенхубер, — и эсэсовцы алкоголем взбадривали себя перед отчаянным побегом под обстрелом русских».
Оставались лишь те, кто меньше других опасался расплаты. Все прочие бежали.
Фриче:

«1 мая ко мне в бункер при министерстве пропаганды пришел государственный секретарь Науман и сказал: „Прошло уже 24 часа, как фюрер умер, Геббельс находится при смерти“. Я начал его расспрашивать об обстоятельствах смерти Гитлера и о Геббельсе, но он мне ответил: „У меня нет сейчас времени об этом рассказывать. Я сейчас же должен возвратиться обратно, «так как наши части будут сейчас предпринимать попытку прорыва из Берлина, и я хочу принять в этом участие“.
Фосс:

«Бригаденфюрер СС Монке, несший оборону в районе имперской канцелярии, видя, что дальнейшее сопротивление бесполезно, по приказу командующего обороной Берлина собрал остатки своей бригады, около 500 человек. К нему присоединились уцелевшие чиновники, с тем чтобы с боем вырваться из окружения. Весь этот народ был собран около блиндажа № 3, что находится при имперской канцелярии… В их числе был и я».
Отказ, который принес Кребс, и переданные им слова Соколовского и Чуйкова: речь может идти, как это обусловлено союзниками, только о капитуляции, — были окончательной катастрофой для Геббельса. Он сказал вице-адмиралу Фоссу, что ему с его хромотой и детьми нечего пытаться выбраться, он обречен.
Не обошлось без жестов и лицемерия. В своем завещании Геббельс написал, что ослушивается приказа фюрера покинуть столицу и принять участие в назначенном им правительстве ради того лишь, чтобы быть вместе с фюрером в эти трудные дни в Берлине.
Но пока Гитлер был жив, он сам не отпустил от себя Геббельса. Решив остаться в Берлине 22 апреля, Гитлер, окружая себя преданными людьми, предложил Геббельсу, зная его беспрекословное послушание, вместе с женой и детьми переселиться в бункер.
Магда Геббельс говорила доктору Кунцу и Ганне Рейч о том, что она в эти дни умоляла Гитлера покинуть Берлин. Согласись своевременно Гитлер на это, и они с детьми смогли бы выбраться отсюда. Едва ли она могла не думать об этом. Есть свидетельство, что она просила мужа вывезти детей на бронетранспортерах, но это было уже неосуществимо.
Убийство детей в случае приблизившегося поражения Геббельс задумал давно и вменял послушной жене. Еще в августе 1943 года он посвятил в свое намерение преданного сотрудника фон Овена. Тот записал, что при этом «его мысли были направлены на одну цель: на эффект перед историей».
Карьеризм — основа натуры Геббельса. До самого конца своего он без устали хлопочет, подсиживая своих соперников, выставляя их в невыгодном свете перед фюрером и в дневнике, а себя восхваляя по всякому поводу в расчете на то, что этот дневник-монстр — он читается как дурного пошиба автопародия — останется основополагающим документом, на основании которого история будет выставлять баллы распаленным тщеславием фанатикам.
В прощальном письме своему старшему сыну от первого брака — Гаральду, который находился в это время в плену у американцев, Магда Геббельс писала из «фюрербункера»:

«…Мир, который наступит после фюрера и национал-социализма, не стоит того, чтобы жить в нем, и поэтому я также взяла с собой детей сюда. Жаль оставлять их для жизни, которая наступит после нас, и милостивый бог поймет меня, если я сама дам им избавление».
И дальше, вслед за описанием терпеливого поведения в условиях бункера детей, предназначенных погибнуть тут, сообщала:

«Вчера вечером фюрер снял свой золотой значок и мне прикрепил. Я горда и счастлива».
И Геббельс в прощальном письме пасынку — о том же, о золотом значке фюрера, врученном его матери… оба эти письма были вывезены 28 апреля из окруженного Берлина Ганной Рейч. Отправь это письмо Геббельс днем позже, когда Гитлер уже подписал завещание со списком назначенного им нового правительства, он мог бы сообщить Гаральду и о своем «звездном часе». Карьера осуществилась.
Все смешалось здесь, в подземелье, — искреннее отчаяние и поза, фанатизм, лицемерие и смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109