«Родные мои! Хорошие! Прожила я с вами много-много и никогда бы вас не бросила, если бы на то была моя воля...»— Лидия Ивановна! — сказал он. — Лидия Ивановна...Мать с тревогой оглянулась.Вышел отец, горделиво поднял голову:— Вы ко мне?— К вам, Кирилл Иванович. Я из газеты.Отец еще зачесывал волосы набок, лицо было сухощавое, очень мужественное.— Из газеты? — переспросил он. — Что ж, прошу.На нем была белая рубаха с голубой вышивкой на воротнике и широкие пижамные брюки.Устинов вошел в комнату с красным нитяным абажуром, увидел мальчика, стоявшего в углу. Он взял мальчика за плечо, спросил:— Все дерешься, Миша?— Немножко дерусь, — вздохнул мальчик и сбросил его руку. — Мама сказала, что я в гроб ее загоняю.— Чего вы хотите от ребенка? — извинилась мать. — Вы присаживайтесь. Сейчас чаю попьем... Ладно, Миша, беги на кухню!Казалось, она говорила: «Смотрите, я гостеприимная хозяйка, я люблю своего малыша, я забочусь о муже». Но за этой простодушной позой Устинов ощущал то, что созревало в близкой действительности и что в конце концов раскололо семью.— Да, приготовь нам чай, — сказал отец и кивнул гостю: — Что же вас интересует?— Ваша семья.— Моя семья?— Ваша и Лидии Ивановны, — уточнил Устинов. — Я когда-то изучал проблемы семейной жизни, даже пробовал составлять прогнозы...Он повернулся к невысокой этажерке из гнутых ореховых прутьев. Там было десятка два книг. На верхней полке стоял фарфоровый попугай с красным гребнем и золотисто-черными глазами, — очень скоро от него останутся одни осколки, а Миша снова окажется в углу.— Вы пишете романы? — спросила мать.— Нет, что вы... Я по другой части.— Лидочка, где чай? — поторопил отец.— Да-да, сейчас.Мать забрала с собой малыша и ушла на кухню.— Так по какой вы части? — улыбнулся отец.Как Устинову его предостеречь?Но отец с удовольствием рассказывает о себе и ничуть не тревожится за будущее семьи. «Неужели, — думает Устинов, — этот парень — мой спокойный мудрый старик?»— Погодите! — прервал Устинов. — О люминесцентных лампах уже много писалось. Молодых читателей больше интересует ваш духовный мир. Например, о чем вы мечтаете?— Все мои помыслы о благе нашей страны.— Разумеется. Но каким вы хотите видеть будущее вашего сына, вашей жены?— Миша станет инженером, пойдет по моим стопам. Инженер в нашей стране многое может свершить. Я постараюсь, чтоб он был хорошим инженером.— А ваша жена?— Лидия Ивановна — женщина, мать. Ее будущее — это забота о благе семьи.Устинов вспомнил одну давнюю поездку с матерью в шахтерский поселок, где она познакомила его с пожилым мужчиной по имени Захар, который когда-то любил ее и дрался за нее с молодым механиком Кириллом. Наверное, мать захотела взглянуть, что ждало ее, выйди она за Захара. Но она встретила преждевременно состарившегося человека, у него дрожали пальцы, скрюченные от долгой работы с отбойным молотком. И вряд ли она пожалела о своем выборе. После поездки в поселок мать стала бороться за отца и написала несколько жалоб, чтобы ей помогли вернуть его. Но это не помогло, ведь тогда уже завершались 60-е годы и многие уже не считали разрушение семьи великой бедой. Отец же вернулся не из-за тех писем. Мать тяжело заболела, и он переломил себя.— Как вы познакомились с Лидией Ивановной? — спросил Устинов.Он попробовал возродить в отце воспоминания о юности, воспоминания о женщине, которая его ждала, пока он воевал.— Я думаю, когда-то вы мчались по степи и распевали песню «Ой, на горе огонь горит», — продолжал Устинов. — Вам казалось, весь мир существует для одной вашей Лидии. Везде вам виделись ее глаза.— Да, так и было, — ответил отец. — Весь мир.— Значит, было, — повторил Устинов. — А знаете, что будет?Будет очень обыкновенно, в соответствии с законами, определяющими семейную жизнь. Возникнет напряженность. Отчего? Им этого не понять: ведь столько лет прожито вместе! Но незаметно с каждым годом все дальше уходит бывший рудничный механик от бывшей поселковой девчонки.— Говорят, страсть длится всего три-четыре года, — сказал Устинов. — Потом — конец или вялый супружеский секс.— Что вы несете?! — возмутился отец. — Таких слов прошу в моем доме не произносить. И давайте ближе к делу.Похоже, Устинов дал маху: невинное «секс», то есть по-русски буквально «пол», задело Кирилла Ивановича. Кто же знал, что он такой пуританин?.. Но нет, тут дело в другом. Он защищает свой обычай от чужого вторжения, от непрошеного пророчества. Еще минута — и он спустит Михаила с лестницы.— Извините, я имел в виду научный термин, — сказал Устинов.Отец отвернулся к окну.— Плавку выпустили, — вымолвил он.В темной дали, усеянной электрическими огнями, загоралось розово-красное зарево.— Я вас где-то уже встречал, — сказал отец. — Вы кого-то напоминаете... Не могу вспомнить.— Надеюсь, хорошего человека?— Юго-Западный фронт? Деревня Молчановка?— Нет, — ответил Устинов. — А вы можете представить своего сына взрослым?— Испытательная станция в Сталинске-Кузнецком?— Нет, мы с вами не встречались.— Но даже голос ваш я помню!— Что голос? Может, я просто ваш сын, который явился из будущего?— В каком смысле?— Не знаю, как вам объяснить. Но вот, например, помните: зимой сорок второго вы перешли линию фронта, в районе Волновахи устроили засаду, а когда возвращались обратно, пробирались в нескольких километрах от родного дома? Бабушка... то есть ваша мать видела вас в ту ночь во сне.— Да-а, — озадаченно протянул Кирилл Иванович. — Старая женщина... — И, понизив голос, спросил: — Вы из органов?Устинов неопределенно махнул рукой и решил этой темы больше не касаться.Он вспомнил, как отец приехал в Москву, когда они с Валентиной, устав от однообразной жизни, очутились на грани беспричинного развода:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29