Искусственное в этом отношении оскопление нашего крестьянина, уничтожение в нем врожденного чувства собственности ведет ко многому Дурному и главное, к бедности.А бедность, по мне, худшее из рабств...Смешно говорить этим людям о свободе, или свободах. Сначала доведите уровень их благосостояния до той, по крайней мере, наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным...»Эти мысли Реформатора уже знакомы нам. Вольно или невольно мы переносим их на последующую историю, на современные споры о частной собственности, забывая при этом о жестокой борьбе, в которой они рождались.А что касается Льва Николаевича, то он не раз писал Столыпину, и всегда, как вспоминает М. П. Бок (Столыпина), — «то он упрекал его в излишней строгости, то давал советы, то просил за кого-нибудь. Рассказывая об этих письмах, мой отец лишь руками разводил, говоря, что отказывается понять, как человек, которому была дана прозорливость Толстого, его знания души человеческой и глубокое понимание жизни, как мог этот гений лепетать детски-беспомощные фразы этих якобы „политических“ писем. Папа еще прибавлял, до чего ему тяжело не иметь возможности удовлетворить Льва Николаевича, но исполнение его просьб почти всегда должно было повести за собой неминуемое зло».Огромная сила противостояла Столыпину. В том числе сила и русская.Окончание его письма Толстому говорит о многом: «Вы мне всегда казались великим человеком, я про себя скромного мнения. Меня вынесла наверх волна событий — вероятно на один миг! Я хочу все же этот миг использовать по мере моих сил, пониманий и чувств на благо людей и моей родины, которую люблю, как любили ее в старину. Как же я буду делать не то, что думаю и сознаю добром? А вы мне пишете, что я иду по дороге злых дел, дурной славы и главное — греха. Поверьте, что ощущая часто возможность близкой смерти, нельзя не задумываться над этими вопросами, и путь мой мне кажется прямым путем. Сознаю, что все это пишу Вам напрасно — это и было причиною того, что я Вам не отвечал...Простите...Ваш П. СТОЛЫПИН»
Новый период, начавшийся Манифестом 3 июня, еще больше обострил отношение общества к Столыпину.Национальная идея не могла быть для империи всеобъемлющей. Зная русскую историю, видимо, можно не тратить особых усилий на доказательства этой мысли. «Россия больше, чем народ, — писал В. Соловьев, — она есть народ, собравший вокруг себя другие народы...» Достаточно? «Дух России — вселенский дух. Национален в России именно ее сверхнационализм... в этом самобытна Россия и не похожа ни на одну страну мира». Это Н. Бердяев.Все, достаточно. Только чрезвычайные обстоятельства могли вызвать к жизни национальную идею. Она не могла быть «долгожительницей», ибо противоречила не только имперской, но и объединяющей силе рыночных отношений.С другой стороны, для российской политической жизни не удивителен и такой довод: «Может великорусский марксист принять лозунг национальной, великорусской, культуры? Нет. Такого человека надо поместить среди националистов, а не марксистов. Наше дело — бороться с господствующей черносотенной и буржуазной национальной культурой великороссов, развивая исключительно в интернациональном духе и в теснейшем союзе с рабочими иных стран те зачатки, которые имеются и в нашей истории демократического и рабочего движения. Бороться со своими великорусскими помещиками и буржуа, против его „культуры“, бороться... а не проповедовать, не допускать лозунга национальной культуры». Это — Ленин, «Критические заметки по национальному вопросу», 1913 год.Конечно, 1907-й и 1913-й — разные годы. В 1913 году Столыпина уже не было в живых, давно стабилизировалось экономическое положение страны, но здесь дело не в этом, а в отношении к национальному. Столыпин видит в национальном опору, социал-демократия — помеху.Поэтому в красках национального спектра, где с одной стороны иеромонах Илиодор, с другой «Критические заметки»,.. Столыпин занимает особенное место.Вот свидетельство Аркадия Столыпина, сына Реформатора. Он рассказывает о проекте изменения границ между некоторыми уездами Холмского края и Гродненской губернии с тем, чтобы «окатоличенные и ополяченные» уезды остались в Польше, а «русские» соединились с «общерусской стихией». «Мера эта имела целью установление национально-государственной границы между Россией и Польшей, на случай дарования Царству Польскому автономии».А полное отделение Польши от Империи Столыпин наметил на 1920 год.Впрочем, Государственная Дума действовала по-иному и, несмотря на возражения правительства, расширила пределы будущей Холмской губернии, включив в ее состав такие местности, где русских было едва ли треть. Об уступках же Польше уездов Гродненщины депутаты не захотели говорить. В результате «третьеиюньского» переворота в России утвердился новый строй — Думская монархия. Назад, к неограниченному самодержавию пути не было.Что же тогда случилось в русской истории?Под взрывы бомб и треск перестрелки за короткое время в России произошли огромные перемены — началась европеизация. Не было обычного периода успокоения.Император по-прежнему сохранял исполнительную власть, но в области законодательства и финансовой Дума обладала большими правами... Никакой новый закон, а также отмену старого нельзя было осуществить без согласия обоих законодательных учреждений, Государственной Думы и Государственного Совета. Точно такой же порядок существовал и для новых ассигнований, налогов, займов. Если новый бюджет не утверждался, оставался в силе старый.Государственный Совет наполовину назначался императором, наполовину избирался:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72