— Бомбой бы их всех, безусловно. 10 мая. Осталось всего три дня. Через три дня генерал-губернатор будет убит. Нетленное обратится в тлен.Образ Елены заволокло туманом. Я закрываю глаза, я хочу его воскресить. Я знаю: у нее черные волосы и черные брови, у нее тонкие руки. Но я не вижу ее. Я вижу мертвую маску. И все-таки в душе живет тайная вера: она опять будет моею.Мне теперь все равно. Вчера была гроза, гремел первый гром. Сегодня трава умылась и в Сокольниках расцветает сирень. На закате кукует кукушка Но я не замечаю весны. Я почти забыл об Елене. Ну, пусть она любит и мужа, пусть она не будет моею. Я один. Я останусь один.Я так говорю себе. Но я знаю: уйдут короткие дни, и я опять буду мыслью с нею. Жизнь замкнется в кованый круг. Если только уйдут эти дни…Сегодня я шел по бульвару. Еще пахло дождем, но уже щебетали птицы. Справа, на мокрой дорожке рядом со мной, я заметил какого-то господина. Он еврей, в котелке, в длинном желтом пальто. Я свернул в глухой переулок. Он стал на углу и долго смотрел мне вслед.Я спрашиваю себя опять: не следят ли за мною? 11 мая. Ваня все еще извозчик. Он по-праздничному пришел ко мне на свидание. Мы сидим на скамье у Христа Спасителя в сквере.— Жоржик, вот и конец.— Да, Ваня, конец.— Как я рад. Как я буду счастлив и горд. Знаешь, вся жизнь мне чудится сном. Будто я на то и родился, чтобы умереть и… убить.Белый храм уходит главами в небо. Внизу на солнце блещет река. Ваня спокоен. Он говорит:— Трудно в чудо поверить. А если в чудо поверишь, то уже нет вопросов. Зачем насилье тогда? Зачем меч? Зачем кровь? Зачем «не убий»? А вот нет в нас веры. Чудо, мол, детская сказка. Но слушай и сам сказки, сказка иль нет. И быть может вовсе не сказка, а правда. Ты слушай.Он вынимает черное, в кожаном переплете Евангелие. На верхней крышке тисненый позолоченный крест.«Иисус говорит: отнимите камень. Сестра умершего, Марфа, говорит ему: «Господи! уже смердит, ибо четыре дня, как он во гробе.Иисус говорит ей: не сказал ли я тебе, что если будешь веровать, увидишь славу Божию?Итак отняли камень, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче, благодарю Тебя, что Ты услышал меня.Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня, но сказал для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня.Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь, иди вон.И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лицо его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет».Ваня закрыл Евангелие. Я молчу. Он задумчиво повторяет:— «Господи! уже смердит, ибо четыре дня, как он во гробе…»В синем воздухе вьются ласточки. За рекою в монастыре звонят к вечерням. Ваня вполголоса говорит:— Слышишь, Жоржик, четыре дня …— Ну?— Великое чудо.И Серафим Саровский — чудо?Ваня не слышит.— Жорж.— Что, Ваня?— Слушай.«Мария стояла у гроба и плакала. И когда плакала, наклонилась во гроб.И видит двух ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы, другого у ног, где лежало тело Иисуса.И они говорят ей: жена, что ты плачешь? Говорит им: унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его.Сказавши сие, обратилась назад и увидела Иисуса стоящего, но не узнала, что это Иисус.Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: Господин! Если Ты вынес Его, скажи мне, где Ты положил Его, и я возьму Его.Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! что значит: Учитель!»Ваня умолк. Тихо.— Слышал, Жорж?— Слышал.— Разве сказка? Скажи.— Ты, Ваня, веришь?Он говорит наизусть:«Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус.Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю.После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал им: мир вам!Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои, и не будь неверующим, но верующим.Фома сказал ему в ответ: Господь мой и Бог мой!Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны не видевшие и уверовавшие».— Да, Жорж, — «блаженны не видевшие и уверовавшие».Тает день, весенней тянет прохладой. Ваня встряхивает кудрями.— Ну, Жоржик, прощай. Навсегда прощай. И будь счастлив.В его чистых глазах печаль. Я говорю:— Ваня, а «не убий?» …— Нет, Жоржик, — убий.— Это ты говоришь?— Да, я говорю. Убий, чтобы не убивали. Убий, чтобы люди по-Божьи жили, чтобы любовь освятила мир.— Это кощунство, Ваня.— Знаю. А «не убий» — не кощунство?Он протягивает мне обе руки. Улыбается большой и светлой улыбкой. И вдруг целует крепко, как брат.— Будь счастлив, Жоржик.Я тоже целую его. 12 мая. У меня сегодня было свидание с Федором в кондитерской Сиу. Мы сговаривались о подробностях покушения.Я первый вышел на улицу. У соседних ворот я заметил трех сыщиков. Я узнал их по быстрым глазам, по их напряженным взглядам. Я застыл у окна. Я сам превратился в сыщика. Я ищейкой следил за ними. Для нас они или нет?Вот вышел Федор. Он спокойно пошел на Неглинный. И сейчас же один из шпионов, высокий, рыжий, в белом фартуке и засаленном картузе, бросился на извозчика. Двое других побежали за ним бегом. Я хотел догнать Федора, я хотел остановить его. Но он взял случайного лихача. За ним помчалась вся свора, — стая злобных борзых. Я был уверен, что он погиб.Я тоже был не один. Кругом какие-то странные люди. Вот человек в пальто с чужого плеча. Голова низко опущена, красные руки сложены на спине. Вот какой-то хромой в рваных заплатах, нищий с Хитрова рынка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25