"Можно?" - он не сразу пришел в себя. "Неужели спите?" - сказал тот же голос, и капитан узнал Дудышкина.
- Да, спим, спим!.. - ответил он горестно и неестественно громко. - Мы - крепко спим! Сестра-то у меня... а? - начал было он, отворяя двери.
- Царь отрекся! - выкрикнул, весь сияя, Дудышкин.
- Сегодня ночью... сконча...
- Да, сегодня ночью узнали... Телеграмма пришла. Заставили отречься!
- Кто?.. Что вы говорите, позвольте?.. От чего отрекся?
- Царь! Царь!
- От России... отрекся?
- От престола, от престола отрекся!.. Ка-кой вы! Ну, до свиданья!
- От престола? Гм... Как же так от престола?.. А у меня сестра умерла!.. - вспомнил он. - Сестра у меня... Соня, - и он заплакал снова.
Дудышкин уже уходил было, но, услышав, вернулся. Когда к людям приходит смерть, так же свободно и без спроса, как и она, входят к их телам и чужие люди; так же вошел в спальню покойной и Дудышкин и тоже потрогал лоб рукой.
- Ну, вот... - сказал неопределенно. - Да... Болела-болела, бедная, и вот... Пойти жену к вам послать: что же вы одни тут можете?.. Пойду, пошлю.
Пошел, и тут же прибежала Дудышкина в туфлях на босу ногу, вытирая руки об фартук и с готовыми уже слезами.
Несколько дней прошли в хлопотах и заботах, которые всегда вызывает смерть. Неожиданный расход на похороны заставил продать даже и платья покойной, потому что разные малонужные вещи, кроме этого, были проданы еще раньше.
Схоронили под кипарисами, и, глядя на спокойные, темные, ровные кипарисы эти, говорил тихо Дудышкину капитан:
- Страшные деревья какие!
А на улицах уже везде трепыхались красные флаги; с красными флажками спереди катили автомобили; красные флаги виднелись на внутреннем рейде на всех судах, когда они с Дудышкиным шли с кладбища.
- Что это? - испуганно спрашивал Коняев Дудышкина.
А тот облизывал свои толстые губы и отвечал спокойно:
- Революция.
- Но ведь царь, вы же сказали, - отрекся?
- Царь отрекся... И даже бывший наследник отрекся.
- Значит, все они отреклись... Какая же еще революция? Зачем?.. Против кого революция?
- Нужно добиться полного результата, я так думаю, - уклончиво сказал Дудышкин.
- Какого же "полного"? А это будет не против России? - недоумело спросил капитан, и глаза у него стали детские.
- Зачем же?.. Впрочем, не умею вам объяснить. Вот газета, читайте сами.
Над газетой, данной Дудышкиным, капитан в своих опустелых комнатах просидел бесполезно целый час. Было ли это от посетившей его недавно смерти, или от усталости, или от проснувшейся контузии и раны, или, наконец, от исключительной новизны событий, но он решительно ничего не понимал в газете, точно была написана она на языке, очень мало ему известном. День же был ясный и снова теплый, как и тогда, в январе.
"Пройтись разве?" - подумал капитан и потом даже сказал вслух по привычке: - Пойду, пройдусь.
Одевался он медленно: он стал очень рассеян эти последние дни и все забывал, что надо ему делать, и, если нужно было что-нибудь найти, мог долго переставлять и перебирать всякие вещи, совершенно забывая, что именно надо найти.
Начинало уж вечереть, когда он вышел. Улицы были людны, но с них как-то исчезло все, что отличало их раньше, еще недавно. Коняев, идя по Историческому бульвару, возбужденно с кем-то незнакомым ему спорил про себя, что-то ему доказывал и даже усиленно шевелил бровями и чмыхал носом, глядя при этом себе под ноги. Но вот какой-то человек в черной шинели поднялся со скамейки справа от него, поднял руку к козырьку фуражки, отдавая честь. Коняев привычно сделал то же самое и только после этого поглядел на флотского офицера. Он оказался прапорщиком флота: посеребренные погоны и одна звездочка - и Коняев остановился.
- Русский? - спросил он.
- Русский, - ответил прапорщик недоуменно.
- А фамилия ваша?
- Калугин, - сказал прапорщик.
- Ка-лу-гин, - протянул Коняев, глядя очень внимательно, но вдруг опустился на скамейку и потянул вниз прапорщика Калугина.
- В таком случае давайте сядем. Поговорим, как следует говорить русскому с русским.
Однако, усевшись плотно рядом с Калугиным, он некоторое время молчал, потом вдруг спросил решительно и даже строго:
- Ну-ка, господин новоиспеченный прапорщик, извольте объяснить мне, что такое происходит, а?
- Это вы насчет революции? - догадался Калугин.
- А то насчет чего же я мог бы еще? Странное дело! - удивился Коняев и, несколько понизив голос, спросил в упор: - Где сейчас может быть Николай Александрович?
- Какой именно Николай Александрович? - явно не понял Калугин.
- Им-пе-ра-тор наш! - раздельно, хотя так же вполголоса и как бы даже заговорщицким тоном пояснил Коняев.
- Но ведь он уже теперь не император, - удивленно ответил Калугин.
- От-рек-ся?!
- Да, раз отрекся, то, значит, уж не император.
- Так! А кто же он теперь?
- Полковник Романов.
- То есть: великий князь в чине полковника?
- По-видимому, именно так: великие князья, кажется, пока еще остаются великими князьями, впрочем, может быть, все титулы уже отменены.
- Я слышал так, - отмахнувшись досадливо рукой, совершенно таинственно сказал Коняев, - что государь уехал обратно в Ставку, а в Петроград, конечно, вернется он с целой армией... А?
- Полагаю, что этого не будет, - спокойно сказал Калугин.
- По-ла-га-ете? К-ак же вы это вообще можете полагать?! - почти задыхаясь, очень заносчиво откинув голову назад и выставив рыжую бороду прямо в лицо Калугина, выдавил из нутра Коняев.
- События... События развиваются быстро, - неопределенно ответил Калугин и сделал было попытку подняться, но Коняев удержал его, положив руку на его плечо. Он глядел на прапорщика так вопросительно и с такою как бы надеждой непременно получить ответ, что это, видимо, подействовало на Калугина и тот остался сидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11