- Вот! Есть, а как же!.. "Чаю не продают... Декабря восьмого..."
Иван Петров оглядел поочередно всех трех стариков круглыми карими глазами, покачал точеной головой и сказал насмешливо:
- Вот злыдни-черти!.. Придется тогда рубашку снять... - Тело у него оказалось сбитое, литое, а грудь и руки щедро разукрашены татуировкой.
Семеныч поглядел на эти фигуры и сказал понимающе:
- Ага!.. По морям плавал?.. Поэтому на сухом берегу тебе неудобно.
- Теперь спать, - отозвался Иван Петров. - Ты, горбатый, можешь и край стола прокунять, а я ляжу.
Это обидело Семеныча.
- Почему это такое "прокунять"?
- Да так, ни почему, - ответил Иван Петров, разбираясь в подостланных лохмотьях на его топчане.
Он стащил свои грязные сапоги, поставил их под топчан в голова и лег.
Тут старики все трое подумали однообразно, что он потребует одеяло, и значительно переглянулись, но он сказал:
- Дай воды кружку!
Это было сходнее, Семеныч проворно набрал кружку воды из ведерка. Иван Петров напился и вымыл руки, не подымаясь, и сказал ему:
- Так-то, дед!.. У тебя счет письменный, а у меня умственный.
- Изустный, - почему-то поправил его старик.
- Пусть будет устный, - мне все равно... А теперь, чтобы все спали... Туши свет!
Семеныч шевельнул горбом, но прикрутил лампу и уж в темноте пробрался на топчан Гаврилы и прилег с ним рядом.
- Руки ему, как уснет, свяжем! - шепнул ему в ухо Гаврила.
- Э-э... такому свяжешь!.. Спи знай! - шепнул в его ухо Семеныч.
Иван Петров уснул тут же, как лег; за ним уснули и старики.
Зимою солнце вставало и здесь, на юге, над плещущим холодным морем поздно, как везде.
Уходил Иван Петров от стариков, чуть брезжило...
- Холодное помещение ваше, - говорил он, хмуро зевая. - Хоть бы одеяло, злыдни, догадались дать.
- Не имеем, - поспешно отозвался Семеныч.
- Эх, паршивая жизнь ваша, когда так!.. Собачья!.. Пенсию получаете?
- Считается, - ведь мы по крестьянству, - надел имеем... Какая же может быть пенсия еще нам?
Верка выглянула из своей конуры, но не залаяла на чужого, только чуть звякнула цепью и спряталась.
- Собака у вас умная.
- Собака наша - клад!.. Ежель кто прилично одетый заходит, только глазом его проверит и опять глаза закрывает, - сказал Семеныч. - Вот же и зверь, примерно будучи сказать, а все решительно понимает: раз ежель хорошо одетый, он не вор, не грабитель, - он спокойно себе кого надо найдет, поговорит об чем нужном и опять своей дорогой пошел... А как одежи приличной на ком не видит, на тех она брешет: выходи, смотри, кабы чего не спер: это таковский!
- Верка! Верка! - позвал ее Иван Петров, заглянув в конуру.
Собака не отозвалась.
Старики умывались около колодца. Все еще серое было кругом, невидное. Ряд молодых кипарисов, как солдаты в шеренге, купа миндальных деревьев, как стог сена. Поздно взошедшая щербатая луна еще светила чуть-чуть, и облака около нее мчались сломя голову к востоку, который еще не краснел, а чуть-чуть начинал белеть.
Иван Петров зевнул и хриповато сказал Семенычу:
- Что же, я чувствительность имею, я сознаю: какие люди хотя и очень старые, ну, если они себя соблюдают и на бумажку все выводят, они тоже жить еще могут... В тепле, в сухе и кусок хлеба непереводной... А нашему брату, хотя бы и молодому, - куда податься? Везде скрутно стало. Тут, говорят, не за мою память, людей тыщи кормились на перекопке, а теперь что? У кого какой кусочек земли есть, там и ковыряет.
- Ты - малый, силу имеющий... Тебе бы в артель куда на пристань груз тяжелый таскать, - вот куда, а не то что в земле возиться.
- Ну да, вот об том же и я думаю... Ну, прощай, дед... Может, еще когда зайду на ночевку.
Иван Петров протянул Семенычу руку, и только тут старик вспомнил, как не хотел входить к ним кто-то другой, и спросил:
- А товарищ твой спит в доме все или же ушел уж?
- Товарищ?.. Спит если, пущай продолжает, а ушел - с богом... Угу... места здесь дикие... Этим трактом через горы какая местность будет?
- А там степя пойдут... На Карасубазар дорога... на Феодосию... Степя ровные... А насчет товарища, стало быть, ты сбрехал?
- Может, и сбрехал... Так вот и вся жизнь наша идет: стесни-тельно и без-рас-четно!.. А горы же тут как?.. Не шибко высокие?
Присмотрелся Иван Петров к темневшей гряде гор и сам себе ответил:
- Ну, одним еловом, не Кавказ!.. С тем и до свидания...
И когда пошел он, Семеныч, зорко за ним глядевший, не захватил бы мимоходом лопату или кирку, увидел, что он прихрамывает немного на левую ногу, и сказал фыркающему у колодца Гавриле:
- Обманул он нас - один он был!..
- А я тебе что говорил? - вскинулся Гаврила. - Не говорил я тебе: связать его надо?
- Связать?!. На это ж надо силу иметь такого связать, - кротко вставил Нефед, вытиравший голое личико грязной тряпочкой.
А Семеныч только махнул рукой и, в одежде менее заметно горбатый, в ушатой шапке, семеня двинулся к безоконному дому посмотреть на всякий случай, нет ли там товарища Ивана Петрова.
Он обошел только нижний этаж, на верхний же по сомнительной лестнице не поднимался, да и незачем было подыматься: нигде не было грязных следов.
II
В этот день дождь начался часов с десяти утра и сначала шел мелкий, ленивый, так что Семеныч говорил о нем: "По-ден-щину отбывает!" Но к вечеру начал барабанить частый, крупный, спорый, и Семеныч, выйдя с объедками к Верке, сообщительно сказал ей:
- Ну, Верочка, этот уж начал сдельно работать... Поэтому, раз твой дом не дает течи, лежи себе спи!..
Но Верка залаяла яростно, когда совершенно стемнело и зажгли уже лампочку старики. От лампочки через дверь ворвалась на двор золотая, пропыленная дождем полоса, а в полосе этой показалась женщина и, подойдя, сказала Нефеду, который стоял в это время на пороге:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12