[4] Дорогой мой (баскск.).
[5] Любимый мой (баскск.).
[6] Сердце мое (баскск.).
[7] Так называли конкистадоры побережье современной Венесуэлы и Колумбии, соответствует понятию «Большая земля».
[8] Город на территории нынешней Венесуэлы.
[9] Асумбре — мера жидкостей, равная приблизительно двум литрам.
[10] Входила в Тьерра-Фирме, на территории современной Колумбии.
[11] Старое название Перу.
[12] Перуанские индейские племена.
[13] Первоначальное название Лимы.
[14] Энкомьенда — земельное владение, которое отдавалось конкистадорам вместе с индейцами, обязанными трудиться на этих землях.
[15] Старое название территории, входящей теперь в состав Венесуэлы.
[16] Находится на территории нынешней Мексики.
[17] Крест (исп.).
[18] Имеется в виду Манко-Капак II, последний инка Перу, погибший в сражении с испанцами в 1544 г.
[19] Божество древних перуанцев, согласно преданиям имевшее обличье белокурого бородатого человека.
[20] Искаженная католическая молитва.
[21] Искаженная католическая молитва.
[22] Четырехдневная лихорадка.
[23] Мера сыпучих тел, в Латинской Америке равная 184 литрам.
[24] Между нами (лат.).
[25] Герои широко известных в ту эпоху рыцарских романов.
[26] Смилуйся надо мной (лат.).
[27] Намек на то, что название это напоминает слово «курица» — по-испански gallina.
[28] Ступайте, месса окончена (лат.).
[29] Так проходит слава мирская (лат.).
[30] Житель Трианы, предместья Севильи.
[31] Романист, написавший все свои предыдущие книги на основании собственного опыта или свидетельств очевидцев, столкнулся на этот раз с почти непреодолимым препятствием: на земле не осталось ни одного современника XVI века, которого можно было бы расспросить. Романист смиренно обратился за материалом в библиотеки и архивы, вопреки сложившейся у него манере работать, вопреки личным склонностям. Об этом несчастном Лопе де Агирре, которого автор выбрал героем своей истории, написаны сотни томов, и их необходимо было прочитать, проанализировать и оценить. С незнакомым ему дотоле терпением романист просмотрел произведения ста восьмидесяти восьми различных авторов (не слишком различавшихся, ибо, как правило, они почти дословно переписывали друг друга), среди них были летописцы обеих Индий, авторы дневников, историки, эссеисты, психиатры, моралисты, рассказчики, поэты, драматурги и т. д. и т. п., которые в той или иной форме занимались историей Лопе де Агирре, его приключениями и смертью. В конце этой книги не будет списка из ста восьмидесяти восьми имен предшественников романиста, ибо так заведено в мире, что мы, романисты, не обязаны ни перед кем отчитываться библиографией.
Романисту хотелось бы только отметить то непреклонное отвращение, с которым почти все эти авторы писали о вожде мараньонцев. Достаточно наугад взять некоторые их суждения о нем, высказанные в самые различные эпохи и в самых непохожих жанрах литературы, чтобы понять, какая великая злоба к Лопе де Агирре водила их пером:
«человек, не признающий ни религии, ни законов, повинующийся лишь собственным необузданным прихотям и инстинктам гиены»; «тиран, какого не видел свет»; «лукавый, тщеславный, неверный и лживый»; «он редко говорил правду и никогда не держал слово»; «то было не человеческое существо, но сущее исчадие ада»;
«порочный, сластолюбивый, прожорливый, дурной христианин и к тому же лютеранский еретик или того хуже»;
«нет порока, которого бы он не имел»;
«коварный, как ягуар, истеричный богохульник, безбожник, жестокий и безудержный»;
«неуравновешенное и кровожадное существо, заслужившее лишь позор на века»; «хитрый и жестокий хищник, зорко подкарауливающий добычу»; «предатель, который доброго слова не сказал ни о боге, ни о святых, ни о людях, ни о друге, ни о недруге, ни о себе самом»;
«и душа и тело его будут вечно пребывать в адских мучениях»;
«ни о чем не печалился, вечно полон был дьявольской ярости и всякую жалость ненавидел»;
«убивал людей без вины и причины, себе на забаву и в удовольствие»; «более жестокий, чем Нерон и Ирод»; «самый дурной человек со времен Иуды»;
«жизнь его была сплетением невиданных жестокостей, которые перо отказывается описывать и в которые разум отказывается верить»;
«в его словах, его обращении, его поступках ощущалось дыхание ада»; «если бы перо могло описать всю его безрассудную жестокость, не нашлось бы сердца, способного выстрадать сие, не хватило бы слез оплакать содеянное, столь велики были оскорбления, грабежи и зверства, которые чинил сей зверь»;
«в веках пребудет память о варварской жестокости этого выродка среди людей»; «наглядный пример умственных нарушений»;
«нельзя даже назвать жестоким этого маленького гомункула, хилого и хромого, ибо существо его было одержимо дьяволом бешенства и сам он не отвечал за свои поступки»; «хитрый и погрязший в интригах, насквозь фальшивый, импульсивный и жестокий, не останавливавшийся перед зверствами»;
«извращенный тиран, великий предатель, когда некого было убивать, убил собственную дочь».
Этого довольно. Биографы и интерпретаторы Лопе де Агирре словно сговорились подобрать для него такой арсенал ругательств и оскорблений, что добились своего, превратив его в олицетворение всех человеческих пороков.
Однако был в XIX веке один известный писатель, политик и воин, который видел в Лопе де Агирре не только человека, убивавшего людей, но главным образом провозвестника независимости Америки. Этого почитателя идей Лопе де Агирре звали Симон Боливар, а нам, венесуэльцам, он известен как Освободитель.
Симон Боливар несколько раз упоминает дерзость вождя мараньонцев, но не с тем, однако, чтобы заклеймить его как преступного безумца, но восторгаясь дерзостью его восстания против испанской монархии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90