Ты долго рассчитываешь пробыть в Александрии?
— Вряд ли. Я намерен уплыть на первом же корабле, как только закончится пора штормов.
— Значит, у нас будет достаточно времени, чтобы укрепить наше знакомство и, может быть, расширить твои познания. Мой дом для тебя открыт, и мои занятия к твоим услугам. Ты придешь снова?
Прежде чем ответить, Калликст обменялся с собеседником долгим пристальным взглядом. И лишь потом произнес с решимостью, удивившей его самого:
— Да, я приду.
Глава XXXV
Октябрь 187 года .
У себя дома, расположившись на террасе, Калликст оторвался от чтения, свернул лист папируса и засунул его в тот же кожаный футляр, где хранилась оставшаяся часть манускрипта.
Он любил этот зыбкий час, когда вечер неуловимо клонится к ночи. Берега озера уже одел сумрак, и окрестный воздух наполнился томным ароматом жасмина.
С удовольствием вдыхая его, он обвел взглядом этот мирный пригород Канопа, где он обосновался после своего прибытия в Египет. Уже полгода прошло... Этот окраинный квартал со своими плодородными неглубокими долинками, погруженными в пышные вороха распускающейся листвы, окруженный парками, весь дышал безмятежным благополучием.
От маленькой искусственной бухточки, прорытой у берега, где прятались прогулочные суденышки, до беседок в форме колыбелей, увитых виноградными лозами, откуда долетало пение свирелей и арф, все здесь проникнуто довольством и гармонией. Свобода. Богатство. У него есть все, чтобы быть счастливым. Но счастья нет.
Когда девять месяцев тому назад он сошел с борта «Изиды», его поначалу охватила полнейшая растерянность. Свой вклад он получил, как можно скорее, с Марком расплатился, купил этот дом. А дальше — огромная пустота. Что ему делать со своей жизнью? День за нем расточать свой капитал? Для этого он слишком дорого ему обошелся. Пустить по примеру Карпофора деньги в рост?
Но зачем, ради кого?
Были две женщины, во имя которых стоило бороться. Одна теперь мертва. Что до второй, воспоминание о ней обжигало его, как потаенная рана, которая не хочет заживать. Марсия... Ему столько всего хотелось ей сказать! Ночи напролет протекали во власти ее образа. Никогда бы не поверил, что эти узы окажутся такими крепкими, абсолютно неразрывными... Безумие! Полнейший бред! Все равно, что вздыхать по Артемиде или Гере. Одной лишь Флавии, быть может, удалось бы изгнать этот призрак. Кто знает, возможно даже, что, в конце концов, он бы на ней женился. Вместе они бы создали семью, домашний очаг.
Не без смутных угрызений он приобрел парочку рабов, но, впрочем, сразу же отпустил их на волю.
Затем попытался прощупать, не наладится ли связь с кем-либо из видных куртизанок города, но очень быстро порвал с ними всякие сношения. Слишком уж живое любопытство они проявляли насчет того, откуда у него берутся деньги, да и по сути ничего, кроме горечи и сожалений, эти утехи ему не принесли.
Тогда он стал проводить свой вынужденный досуг, блуждая по этому городу, прелести которого Марк так ему расписывал. Прошел от Лунных врат до Солнечных, забрался на одиннадцатый этаж Фаросской башни, видел, как загораются сушеные стебли алоэ, питая тот знаменитый огонь, что ведет корабли к гавани. Полюбовался собраниями Музея и редкими растениями его ботанического сада, предался размышлению над могилой Александра, снова и снова прогуливался по Канопской дороге вдоль сооружений для подъема воды, торчащих по ее обочинам. Но только в библиотеке случилась, наконец, эта встреча, которой предстояло открыть перед ним новые дали.
Когда он уже собрался покинуть одну из ее обширных зал со стенами, обвешанными географическими картами, па него наскочила стайка юных школяров, затеявших бурный спор. Они хотели, чтобы он его разрешил, и задали вопрос о каком-то Каллимахе. В ответ фракиец только невнятно что-то пробурчал, про себя недоумевая, о чем речь — человек это или неведомый край. Он почувствовал себя униженным, когда юнцы отвернулись от него с пренебрежительными гримасками, возвращаясь к своей дискуссии.
Он поспешил уйти, его ум был в смятении, потупленный взгляд не отрывался от уличной мостовой, куда он хотел бы провалиться. Весь день его изводило воспоминание об этом случае. Успокоился он лишь тогда, когда про себя поклялся обзавестись библиотекой, достойной самых великих ученых. На следующий день он отправился к Лисию. А если попросил именно «Пир», то лишь потому, что несколько раз видел эту книгу в руках своего первого хозяина. Аполлония.
И вот все это, в конечном счете, привело его к Клименту...
Покидая жилище педагога, он заклинал Мойр, богинь судьбы, поведать ему, по какой непостижимой, роковой причине упрямый случай вновь и вновь сталкивает его с этими христианами.
И вот прошли шесть месяцев...
В первые недели он слушал лекции грека с известным недоверием. Затем сам не заметил, как, но они его пленили. А в последнее время между ним и педагогом даже завязалась дружба. Благодаря Клименту в нем пробудилась страсть к чтению. Тот незаметно, тактично подбадривал его, давал советы. И он мало-помалу к собственному удивлению стал чувствовать, как тают скрытность и досада, которые прежде всегда пробуждались в нем при встречах с христианами.
Тем не менее, вопреки искренней приязни к своему ментору, Калликст пришел к парадоксальному заключению: пора уносить ноги. Больше не откладывать отъезд в Антиохию, куда он намеревался отправиться еще несколько недель тому назад. Надо бежать, поскольку личность Климента оказалась слишком сильной, его ум слишком острым, авторитет его учености слишком ослепительным, чтобы он, Калликст, и далее смог противиться его доводам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163