Быть может, он даже нашел в себе силы помолиться.Затем он завернул сапфировую Скрижаль в ткань, осторожно прижимая к груди. И шагом, ставшим тяжелым от бремени совершенного открытия, он начинает долгий путь, который приведет его в Испанию.
Я давно потерял след Ицхака. Я искал его в Кастилии, Арагоне, Кордове. На берегах Дуэро, у подножия Сьерра-де-Гредос. Я думал найти его в Коимбре, а он был в Гранаде. Я рассчитывал увидеть его в Кадисе — он жил в Логроно. На самом деле, когда я говорю, что потерял его след, то имею в виду, что не смог восстановить его маршрут. Но сердцем я никогда не покидал Скрижаль. И не зря! Она на протяжении веков оставалась в одной и той же семье. Моей. Полагаю, как только я назвал имя Баруэль, ты его тут же связал с моим: Абен Баруэль.Не видишь ли ты теперь лучше, что произошло?Я — не прямой потомок изгнанника из Вавилона. В моих жилах течет немного его крови.Что до Скрижали, то я обнаружил — вернее, следовало бы сказать, вычислил, — что с ней произошло.Обосновавшись в Испании, мой дальний предок построил дом. Завел детей. И поведал им, чему довелось ему быть свидетелем накануне отъезда на Полуостров. Он показал им табличку. И наказал защищать ее даже ценой жизни, если необходимо, и в свою очередь передать потомкам. Вполне вероятно, даже, скорее всего, что никто из них не принял всерьез слова старика, но, тем не менее, волю его исполнили. Предмет хранили из поколения в поколение, и, полагаю, считали ценным лишь из сентиментальных соображений.
А теперь я перескачу во времени, чтобы перенести нас во дни более близкие.7 января 1433 года, в день, когда мне исполнилось тринадцать (мы тогда жили в Бургосе), Хаим Баруэль, мой отец, в свою очередь рассказал мне эту историю — точнее, то, во что превратилась с течением веков легенда о сапфировой Скрижали. Он произнес ту же речь, что когда-то произнес его отец. Я отлично помню тот момент, когда он вынул табличку из заскорузлой ткани, в которую она была обернута. Спешу сообщить тебе, что мое разочарование было очень велико. Что? Вот это вот? Эта синяя табличка? Цвет, конечно, довольно приятный, но в нем не было ничего уникального или оригинального. К тому же — и это еще больше усилило мое разочарование — ее поверхность была безнадежно пустой, гладкой, лишенной каких либо знаков. И куда же подевались буквы, которые, как говорили, появились, сверкая, перед очами моего предка? Этот знаменитый тетраграмматон:

Никаких следов и уж тем более никакой реакции на мое удивление. На мои вопросы отец лишь еще раз повторил завет предков.И на этом все. Предмет убрали и больше никогда о нем не упоминали.Отец умер, когда мне исполнилось двадцать пять лет.Как раз в этот период я начал интересоваться каббалой. Из этого интереса и зародились наша встреча и наша дружба. Если я никогда не считал нужным рассказывать тебе о Скрижали, то лишь по одной простой причине: у меня это вылетело из головы. Да и времена тогда были трудные.Вспомни, это был 1445 год. Реконкиста в самом разгаре. Арабские королевства рушились одно за другим.Шли годы. Я женился. А несколькими месяцами позже — ты тоже.Наступило фатальное 1 ноября 1478 года. Булла Папы Сикста IV, пресловутая «Exigit sincerae devotionis», дала Изабелле с Фердинандом право назначать инквизиторов веры.Именно в этот момент наши с тобой судьбы разделились. Как тысячи наших, я предпочел обращение в христианство, тогда как ты и твои, вы эмигрировали в Гранаду, в этот последний арабский город, где наши братья еще могли обрести некоторую передышку.
А теперь, друг Самуэль, на тот случай, если твой интерес несколько упал при упоминании этих исторических дат, я желал бы, чтобы он снова возрос. Поскольку настал момент, когда мое доверие требует самого пристального внимания.Примерно шесть месяцев назад я, как обычно, сидел за моим рабочим столом. Уже несколько недель я трудился над редакцией одного аналитического эссе из Танна деве Елиияху, этой этической мидраш, которая… Но не тебя мне учить тому, чему учит школа Илии.Так что я продолжу.Вдруг без всякой причины меня словно что-то толкнуло. Мое внимание мне не подчинялось и само собой сосредоточилось на сундуке орехового дерева, стоящем у стены.Сначала я лишь испытал раздражение. И попытался снова сосредоточиться на работе, но тщетно. Почему этот предмет мебели, стоящий на том месте спокон веку, вдруг так настойчиво привлек мое внимание? И тут я вспомнил… Это в нем хранилась Скрижаль.Более сорока лет я не интересовался этим предметом. Тем не менее я выполнил наказ моего отца и передал слово в слово легенду Дану, моему единственному сыну. Но тогда почему? Почему этой ночью я вдруг вспомнил о ней?Нехотя я встал из-за стола и направился к сундуку. Не знаю почему, но я немного помедлил, затем, очень медленно, поднял крышку. Табличка по-прежнему лежала там, на том же месте. Я взял ее и, как и мой отец почти полвека назад, вынул ее из обертки. И тогда… поверишь ли ты мне, Самуэль, друг мой? Тетраграмматон снова появился:

Йод. Хе. Bay. Xe. Непроизносимое имя Бога.Я попятился. Осмелюсь сказать, в ужасе.Сердце билось так, словно вот-вот лопнет, я пытался вдохнуть, хватаясь за воздух, как потерявший равновесие канатоходец.Это был не сон, не иллюзия, рожденная стареющим мозгом. Нет. Я это утверждаю! Я ВИДЕЛ буквы. ИМЯ, которое пишут, но никогда не произносят. Я видел их такими, какими видел мой предок Ицхак на берегах Евфрата.Веришь ли ты мне, Самуэль, друг мой?А придется. Придется, потому что дальнейшее еще больше потрясает.Через несколько минут тетраграмматон, как огонек пламени, который медленно колеблется, а затем угасает, исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136