– Пять начальной школы.
– Почерк хороший?
– Разборчивый.
– Ну-ка, сядь вот сюда, на стул. Проверим.
Я присаживаюсь, кладу шляпу на колени, беру лист бумаги и ручку. Пишу несколько предложений, протягиваю лист старику. Тот глядит и изрекает приговор:
– М-м-да… почерк вполне разборчивый. Надо поговорить с барином.
Возле конторских книг на столе – колокольчик. Старик дотягивается, берет колокольчик и звонит. Вбегает слуга.
– Здравия желаю, господин Ласкэр, что угодно приказать?
– Отведи-ка этого парнишку на кухню да скажи, что я велел его покормить. Он останется у нас в конторе.
Стало быть, вот оно что: старика зовут господином Ласкэром и, если он позвонит в колокольчик, надо бежать бегом, являться и докладывать: «Здравия желаю, господин Ласкэр, что угодно приказать?»
Работник подталкивает меня к двери, потом ведет к домику в глубине двора. Вводит в комнату.
– Эй, Сафта, дай ему поесть. Чтоб завтра у него достало сил распекать нас на все корки. В контору его берут, к господину Ласкэру. Небось приказчиком будет.
– А может, ему не захочется нас распекать, – возражает Сафта.
Это дородная, необъятных размеров женщина с толстыми, как чурбаки, ногами и огромными грудями. Босая. Ноги в цыпках, пятки потрескались, под кривыми ногтями черно от грязи. Только руки у нее белые. Руками она готовит еду, моет посуду.
– Коли я говорю будет – значит, будет, – стоит на своем работник, – разве Георгиу не такой же был, когда пришел? Как только не лебезил, не раболепничал. Чуть с голоду не подыхал. А теперь вон не только что обругать – арапником запросто перетянет. Господина Ласкэра правая рука.
– А ну, отвяжись от парня, ступай вон.
Работник уходит.
– Ты не бойся, – обращается ко мне Сафта, – Гынжу всегда такой, язык-то без костей. Не слушай его, сердце-то у него доброе. Только очень уж натерпелся, как и все мы тут, в имении.
Она пододвигает мне стул, ставит возле стопки вымытых тарелок большую миску. И до краев наливает в нее фасолевой похлебки. Рядом, на клочок салфетки, кладет большой ломоть мамалыги.
– Ложку сам возьмешь.
Из огромной кучи ложек – штук сто – я выбираю себе одну, вытираю и принимаюсь за еду.
Ем – аж за ушами трещит. Сафта смотрит на меня. Еще подливает фасолевого супа.
– Издалека сам-то?
– Не так чтобы очень. Из Омиды. Только утром из дому вышел.
– И с тех пор ничего не ел?
– Ничего.
– В удачное время попал.
Разговорились. Оказывается, помещик здешний – один из самых богатых в округе. В поместье у него больше сотни работников и еще человек сто охраняет большое озеро возле Дуная и занимается рыболовством. А под горой в овраге раскинул свои шатры цыганский табор. Цыгане обрабатывают часть помещичьих земель. Главная усадьба находится тут, на этом дворе, но есть работа и наверху, в верхней усадьбе.
– Худо, коли тебя пошлют туда. Там, наверху, ни души, безлюдье.
– Господин Ласкэр сказал, что я буду работать в конторе.
– Может, и сказал, да не он здесь решает.
– А кто же?
– Барин.
Сгустились сумерки. В окнах замка горит свет. Наевшись, я бреду по двору, до меня никому нет дела, даже собаки – и те не пристают. Обнюхали и отошли. Опять стучу в дверь к господину Ласкэру.
– Ты поел?
– Поел.
– Сейчас пойду узнаю, можно ли к барину. Ступай за мной!..
Я иду следом за господином Ласкэром. Жду у лестницы. Лестница широкая и высокая. Мраморные ступени. Господин Ласкэр исчез в дверях замка и вскоре воротился назад.
– Прошу. Ноги хорошенько вытри.
Я тщательно вытираю.
Интересно, каков собой помещик?
Прохожу в комнату и нерешительно ступаю по мягкому ковру, утопая своими старыми постолами по самую щиколотку.
Господин Ласкэр, переломившись в пояснице, объясняет помещику в чем дело:
– Пришел в имение примерно час назад. С верховьев Кэлмэцуя, из Омиды. Ищет работу. У него разборчивый почерк, можно бы оставить его в конторе.
Я решаюсь посмотреть помещику в глаза. Это высокий крепкий человек с рыжими, поседевшими на висках волосами. Без бороды и усов. Шея чуть не лопается от жира, лицо лоснится довольством, он свежевыбрит, причесан, напудрен. В правом глазу носит круглое стеклышко – монокль. Вот он заговорил. Напирает на «р» и выражается слегка неправильно, словно думает на другом языке.
– Завтра утром поедешь вместе со мной в усадьбу. Там, наверху, мне нужен человек. Старательный и покорный. Будешь получать еду, кров и десять лей в месяц: плачу по-царски. Проводи его, Ласкэр!
Он и не подумал спросить, как мое имя. Да и я не спешил назваться.
Господин Ласкэр весь дрожит. Наверно, от усталости.
Я желаю барину с моноклем доброй ночи и, не отставая ни на шаг, следую за господином Ласкэром. Выхожу лицом к двери, хотя господин Ласкэр пятится задом. Спускаемся по лестнице; господин Ласкэр шепчет:
– Что ты натворил, несчастный! Повернулся к помещику задом…
– Не сердитесь, господин Ласкэр, я просто не могу задом наперед ходить. Что я, рак?
Господин Ласкэр смотрит на меня с удивлением, криво улыбается:
– А ты не робкого десятка!..
– Не знаю, но если вы так считаете…
– Переночуешь у Сафты.
Работники раскланиваются перед господином Ласкэром еще истовее, чем тот перед помещиком.
– Господин Ласкэр, я хотел у вас спросить.
– О чем еще?
– Как зовут барина?
– Аргир Аризан. Огорчился я, – признается он вдруг.
– Из-за чего же, господин Ласкэр?
– Хотел тебя в конторе оставить. Не справляюсь уже с работой. В который уж раз, когда кто с хорошим почерком придет, пытаюсь у себя в конторе оставить. А хозяин забирает его и отсылает в горы. Не приживаются там люди.
– Отчего это?
– Почем мне знать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188