А у колесницы у этой колеса огненные. И кони у святого тоже огненные, пламя так и пышет. Под ударами копыт да от грохота колес тучи содрогаются, стряхивают на землю дождь. Дьявол пугается, прячется. А Илья-пророк глаз с него не спускает. Прицелится и пустит огненные стрелы. Тут тебе и гром, и молния. Попадет стрела в дьявола, шкуру ему и опалит. Потому после грозы всегда паленым пахнет… А то, бывает, поставишь в воскресенье на рубашку заплату или вобьешь в стену гвоздь. Так там завсегда нечистая сила угнездится. Святой и это примечает. Выйдешь в рубашке, что в воскресенье залатал, тут тебя громом и поразит. И дом от молнии загорится. И дерево, если в него молния ударит.
– А зачем ты соль на порог сыплешь, когда дождь?
– А это только когда очень сильный дождь. Ежели разверзнутся хляби небесные и льет как из ведра, вот тогда соль на порог и сыплют. От соли дождь стихает…
– Мам, ты и вправду во все это веришь?
– Все люди верят. И мать моя верила, и бабушка тоже. Старые люди небось поболе нашего знали. А если ты что другое слышал, так расскажи, я тоже знать буду… Значит, грома ты теперь не боишься?
– Нет.
– Только не хоронись в грозу под деревьями. Молния часто в высокие деревья попадает…
– Наверно, из-за Агюцы, он ведь тоже от дождя под деревом прячется?
– Э, да ты, видать, и сам все знаешь…
Книги есть еще в церкви – это часословы, по которым священник отправляет службу. Но мне не хочется заглядывать в них. Да и голову забивать не стоит…
Среди зимы наш учитель вдруг как в воду канул. Одни говорили – в реке утонул, провалился под лед, когда ночью к бабам на хутор пробирался. Другие уверяли, что учитель просто сбежал куда глаза глядят…
Прислали нам нового учителя – дряхлого старичка, лет за семьдесят. Еле ноги волочит. Бороду носит и очки за уши цепляет. Нос у него длинный, тонкий, над усами нависает. Учитель все слышит, как кот, только видит плохо. Одежонка на нем потрепанная, башмаки стоптаны, кэчула по краям повытерлась. А больше в гардеробе господина Иноченциу Кокуза ничего и нет.
– Ну, ребятки, давайте учиться грамоте, да… Человек без грамоты как слепой…
– Да, господин учитель…
Но тут встает Кэрэбаш и говорит:
– А я не люблю учиться. Мне больше овцы по душе. От них и молоко, и брынза, из шкур шубу сшить можно. Овец я как-нибудь сосчитаю. Так зачем мне учиться? Вон отец Бабоя читал, читал да и свихнулся, в сумасшедший дом запрятали…
Рот у Иноченциу Кокуза растягивается до ушей. От смеха. Смеемся и мы.
– Отец твой небось богач, Кэрэбаш…
– Работает справно, вот и разбогател, господин учитель…
– А сколько у него работников, Кэрэбаш?
– Много, господин учитель, человек пятнадцать. На поле, в страдную пору, бедняков-поденщиков нанимаем. Есть им нечего, вот они за кормежку и нанимаются…
– К нам тоже за еду наниматься приходят, господин учитель, – встревает в разговор Иордаке; у него вечно слюнявый рот и все лицо в прыщах…
– Хорошо, Кэрэбаш, не хочешь учиться, и не надо. О чем тут говорить, раз голова тебе ни к чему? Зато другим учиться надо, чтобы ради куска хлеба на тебя спину не гнули, когда ты отцовское наследство получишь.
Учитель поглядывает на нас. Смотрит и на меня, хоть и видит как в тумане.
– А ты любишь учиться, Дарие?
– Люблю, господин учитель…
Любит ученье и Туртурикэ, и Йепуре Марин, который хочет уехать в город и обучиться хорошему ремеслу, нравится учиться и вон той девочке с косичками и с густыми бровями – она пишет лучше нас всех и может в уме решить любой пример; в журнале она значится под именем Лазэр Филофтейя…
– А я хочу стать врачом и лечить людей от болезней, – говорит Филофтейя. – Я хотела бы… но для этого мне пришлось бы поступить в городскую школу. А это невозможно. Отцу не на что меня послать…
Их дом прилепился к береговому склону, который чуть пониже железной дороги. Своей островерхой крышей дом очень напоминает скворечник. У Филофтейи восемь братьев и сестер. И мать у нее молодая. Так что детей в семье еще прибавится.
– А я хотел бы научиться строить мосты, – хвастается Давид Бочу, который что угодно может посчитать в уме.
Йепуре Марин смотрит на ребят с жалостью.
– Болтаете все без толку. Не знаете будто, что за школу надо деньги платить? Какой дурак даст вам столько денег, чтоб хватило и за койку уплатить, и за одежку, и за книги? Я вот в мастерские пойду. Буду механиком. Железо обрабатывать, с машинами возиться. У всех механизмов на свете каждый винтик изучу… Я уже с паровозным механиком на станции договорился…
Зипун на Йепуре пестрит заплатами. Нос посинел, из него течет. Он вытирает капли рукавом зипуна. Глядя на него, трем свои носы и мы.
– Тихо!.. – кричит учитель. – Сегодня мы поговорим об Ионе Водэ Грозном, которого называли еще Ионом Армянином…
У Иноченциу Кокуза есть жена, молодая женщина. Госпоже Докси не больше тридцати, это здоровая, белолицая, красивая толстуха. Широкая в плечах и бедрах, а ростом почти вдвое выше мужа. У них трое детей, все сыновья.
– Большие небось?
– Нет, еще маленькие…
– От кого же они?
– От Кокуза, от кого же еще…
– Ай да Кокуз!..
Иноченциу Кокуз тащит по улице санки… А в санках трое детишек – его сыновья; одному не больше пяти, второму года три, а третьему годик. И все как две капли воды похожи на Иноченциу Кокуза.
– Как зовут ваших детей, господин учитель?
– Этого, старшенького, – Примус Иноченциу Кокуз, среднего – Секундус Иноченциу Кокуз, а последнего – Терциус Иноченциу Кокуз…
– Но ведь таких имен и в святцах нет. Вроде как языческие.
– Может, и языческие. Но что из этого, люди добрые? Разве язычники были не люди?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188