и теперь он передал острова в собственность Рёгнвальда, своего сводного брата и верного друга.
Об этом говорили Кальв и Торфинн всю весну и в начале лета. И Торфинну было явно по душе, когда Кальв говорили что-нибудь плохое о сыне его брата.
И у Кальва никогда не пропадало желание настраивать ярла против одного из друзей конунга Магнуса.
Сигрид сняла намотанную пряжу, закрепила новую порцию шерсти и стала прясть дальше, время от времени тяжело вздыхая. На этот раз она тоже пыталась поговорить с Кальвом напрямую; она сказала ему, как дурно сеять вражду между родичами. К тому же она видела, что он отослал куда-то свою дружину; ей совсем не нравилось, что он снова собирается стать викингом.
То, что он задумал, никому не приносило пользы, это настраивало ярлов друг против друга.
Торфинн послал известие Рёгнвальду и потребовал две трети островов; при этом он заявил, что Рёгнвальд слишком долго владеет тем, на что не имеет никаких прав. И Рёгнвальд, которые не мог в одиночку противостоять Торфинну, отправился в Норвегию, за помощью к королю Магнусу.
Обратно он вернулся с большим флотом; он тоже объявил военный поход на принадлежавшей ему части островов. А Торфинн ярл собрал флот в своих владениях.
Насколько было известно Сигрид, оба флота находились теперь в Петтландском фьорде, наблюдая друг за другом и ожидая, когда спадет туман.
Руки у Сигрид снова опустились, и она сидела, уставившись на ровное торфяное пламя.
Ей казалось, что прошлое поднимается над ней, словно мертвец из могилы, охваченный огнем и дымом пожарищ. Ведь еще до начала сражения произошло нечто, что имело для нее значение куда большее, чем победы и поражения.
За день до этого во двор пришел один из людей Рёгнвальда. Он принес письмо Кальву от конунга Магнуса. Она видела, как дрожали руки Кальва, когда он ломал печать.
— Он предлагает мне свою дружбу, — сказал он, прочитав письмо. — Он вернет мне Эгга, все мое добро и все мои права, если я поддержу Рёгнвальда и выступлю против Торфинна.
Сигрид не знала, что ответить, и больше они об этом не говорили.
На следующий день, рано утром, Кальв был уже на ногах и вместе с Трондом вывел в туман свою дружину: шесть больших драккаров, готовых к бою. Сигрид знала, что Торфинн ярл ожидал его в Петтландском фьорде, но ей было неизвестно, к кому примкнет Кальв.
Мысль об Эгга, о событиях и людях, принадлежащих какой-то иной жизни, всплывала в ее памяти, принося ощущение почти безысходной боли, несмотря на все ее попытки приглушить ее. Это напоминало скрытый под кожей нарыв, который вдруг прорвался на месте прежней раны. Если бы они только могли вернуться в Эгга…
А что, если Кальв поддержит Торфинна и они будут разбиты? Тогда им придется уезжать отсюда, плыть дальше, она сама не знала куда. Возможно, в Катанес, а, может быть, в Англию…
Перед отплытием Кальв попросил ее держать один корабль готовым к плаванью, если вдруг понадобится бежать.
Долго ли она сидела так, глядя в огонь, она не знала.
— Мама, разве ты не слышишь, что Кетиль зовет тебя? — услышала она нетерпеливый и слегка сердитый голос Суннивы.
Она медленно повернулась.
Кетиль Тордссон был самым преданным Кальву человеком во дворе; он был одним из тех, кто прибыл с ним из Эгга.
— В чем дело, Кетиль? — спросила она.
— Туман рассеивается, ты просила сообщить тебе об этом.
— Спасибо, Кетиль, — ответила она. Она встала с табуретки. Чувствуя, что устала, она вздохнула, подвигала плечами, чтобы снять напряжение, отложила в сторону пряжу. Накинув на плечи шаль, направилась к двери.
Выйдя наружу, она оглянулась; Суннива вышла вслед за ней.
— Накинь шаль, — сказала она, видя, что дочь вышла раздетая.
— Но, мама!.. — ответила Суннива, укоризненно глядя на нее. — Теперь ведь середина лета…
Сигрид снова вздохнула. Ей не хотелось в такой день заводить с дочерью споры по пустякам; она промолчала, и они вместе стали подниматься на холм, расположенный за усадьбой.
Суннива стала от нее отдаляться.
Она помнила, с чего все это началось; это было в лунную ночь на борту корабля, когда они плыли из Норвегии и она подумала, что ее дочь умерла.
В тот раз она так напугалась — напугалась за себя. И после этого она выстроила стену между собой и Суннивой, приглушая в себе как любовь, так и ненависть по отношению к ней. И в то же самое время она тосковала о ее любви, надеясь, что эта девочка, настолько похожая на Сигвата, будет любить свою мать.
Но надежда эта была напрасной; что бы она не говорила и что бы не делала, дочь воспринимала это плохо.
То, что сказал Кетиль, оказалось правдой: туман начал рассеиваться. Подул ветер, в облаке тумана появился просвет, через который уже пробивалось солнце.
Один из другим из тумана выныривали острова; остров Флат, остров Рёгнвальд и, наконец, остров Хо со своей круглой вершиной. И ей казалось, что она различает вдали корабль, в проливе между островами Флат и Рёгнвальд. Но расстояние было слишком велико, и она не была уверена в этом.
Вздохнув, она села на влажную траву. Но Суннива укоризненно посмотрела на нее.
— Ты боялась, что я замерзну, — сказала она, — а сама не боишься, что промокнешь!
Сигрид взглянула на дочь; даже в ее осанке было что-то упрямое. И она снова встала.
— Послушай, Суннива, — сказала она, — тебе не следует вмешиваться в мои дела.
— Ты сама вмешиваешься в мои дела, а стоит мне сказать слово, как ты сердишься…
Девочка с оскорбленным видом поджала губы.
Внезапно Сигрид решила, что с нее хватит: мысль о муже и сыне, находящихся в Петтландском фьорде, воспоминания о времени, проведенном в Эгга, тревога за будущее, а тут еще эта дерзкая девчонка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88