Йоши сумел овладеть собой. Лицо его превратилось в любезную и невыразительную маску.— Я рад, что смог приехать вовремя. Мне только жаль, что я не смогу видеться с тобой теперь, когда ты будешь замужем, — сказал он с напускной небрежностью, приглаживая волосы.— Не бойся, Йоши. Я не собираюсь превратиться в рабыню в замке Чикары. Я не следую старомодным обычаям. Я не уйду с головой в хозяйство, как твоя мать.Айтака улыбнулся в первый раз за все это время.— Уж можешь быть спокоен за мою сестрицу, — сказал он. — Она ни за что не поддастся тирании Тайра.Йоши был раздосадован этой ненужной политической оценкой, но ответил:— Надеюсь, ты прав. Я был бы безумно огорчен, если бы наша давнишняя дружба пришла к концу. — Он поправил свое светло-зеленое платье, лениво обмахнулся веером и переменил мучительную для него тему разговора.— Один из нашей компании отсутствует, — сказал он. — Где кузен Санемото? Я и вчера его не видел, а когда спросил о нем дядю Фумио, он не ответил на мой вопрос. Что-нибудь случилось?Айтака смущенно переступил с ноги на ногу и повернулся к сестре.— Скажи ему ты, — произнес он. — Если я буду рассказывать, он подумает, что во мне говорит предубеждение.Нами вздохнула.— Дядя Фумио не хочет говорить о Санемото, потому что он страшно огорчен его поступком. Видишь ли, два с лишним года тому назад наш кузен принял имя Генкай и стал одним из бонз в Сейкен-джи.— Санемото? Генкай… бонза! — Йоши взволнованно обмахивался веером. — Просто не могу поверить! — Растерянность Йоши была понятна: самые ранние его воспоминания были связаны с Санемото, в течение многих лет они были ближе друг другу, чем родные братья.Санемото стал сиротой вскоре после своего появления на свет. Его мать, старшую сестру князя Фумио, и отца, мелкого государственного чиновника, убили бродяги-бандиты по пути в провинцию Кай — место, назначенное отцу для службы распоряжением правительства. Бандиты пощадили только младенца и старую полуслепую няню, а всех других путников ограбили и убили. Няня, до конца верная долгу, протащилась, спотыкаясь, с ребенком на руках, почти сорок миль и упала у ворот замка Окитсу.Это произошло осенью 1147 года, за два года до рождения Йоши. Князь Фумио взял к себе ребенка, сразу полюбившегося ему, и относился к нему как к родному сыну. Таким образом, с тех пор как Йоши с громким криком появился на свет, он рос рядом с Санемото. Трудно было представить себе детей более несхожих характерами, но дружны они были как родные братья.Поскольку у Санемото не было родителей, которые бы его сдерживали, он был беспокойным ребенком, вечно протестовавшим против распоряжений старших. Йоши наоборот, подобно хамелеону, следовал любому образцу, который ему указывали. Всегда послушный, он старался угодить матери и дяде. Санемото же был вечным бунтарем: верить в заветы дяди Фумио и императора ему было недостаточно, ему хотелось чего-то более высокого.Йоши признавал авторитет Санемото. Он огорчался и ревновал, когда, по мере того как Санемото взрослел, он стал проводить больше времени с детьми служащих замка, подходящими ему по возрасту. Однако дружба с этими детьми не мешала ему втягивать маленького Йоши в запрещенные проделки, они вечно приводили в смущение слуг и ставили охрану в трудное положение. Непоседливость и шаловливость были просто средством скрыть неуверенность, но Йоши никогда не задумывался над тем, что скрывается за блестящими глазами Санемото и его вечно смеющимся ртом. В течение своего детства Йоши старался удовлетворять требованиям, налагаемым его окружением. Он не был склонен к анализу и легко верил всему, что ему внушали. Его ум был поглощен раздумьями о неизвестном отце и тщеславными импровизациями относительно его будущего положения при дворе. Разве он мог понять, что бунтарство Санемото было обусловлено стремлением найти более глубокий смысл жизни, более достойный источник власти?!Чуждый подобным стремлениям, Йоши удивился тому, что Санемото обрил голову и принял имя Генкай.— Он никогда не интересовался религией, — сказал Йоши, покачав головой. — Бонза! Что это с ним стряслось?— У него изменилось отношение к миру, — сказала Нами. — После твоего последнего приезда он стал еще беспокойнее, чем раньше. До того как он нашел монахов в Сейкен-джи, он был как потерянная душа. Как только он обратился к Будде, он совершенно переменился. Он стал спокойным, его не мучили сомнения. Вскоре он отказался от мира и обратил свои силы на борьбу с помещиками. Он стал говорить крестьянам, что перед Буддой все люди равны.— Ну, не может же Санемото верить в такую чепуху! — Йоши был искренне шокирован. Его веер размахивал вовсю. Никому из его окружения не приходило в голову, что крестьяне могут быть с ними равны.— А я считаю, что в его взглядах много правильного, — раздраженно вмешался Айтака. — Ты их так легко не сбрасывай со счета.— Не могу поверить, чтобы он мог пойти против наших убеждений. То, что ты предполагаешь, измена императору. Не может он верить этим выдумкам ни как Санемото, ни как Генкай. — Йоши недоверчиво покачал головой и добавил: — В каком, однако, странном, непредсказуемом мире мы живем.В противоположность недоумению Йоши, Айтака был спокоен.— Мир более предсказуем, чем люди в нем, — сказал он. — Правда, в детстве Генкай не интересовался религией, но он, безусловно, любил окружавших его людей. Он не презирал даже эсемоно — самых ничтожных батраков. В противоположность тебе, у него аналитический ум, который не позволял ему принимать на веру то плохое, чему его учили. Перемена в Санемото началась вскоре после твоего последнего приезда, когда одна из его шалостей рикошетом обратилась на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105