Значит, у тебя какой-то комплекс.
– Итак, Сугуро разделся догола… Но стариковское тело ведь безобразное…
– Конечно, не то что у молодых парней. Кожа в пятнах, дряблая, живот выпирает… И запашок…
– Запашок?
– Не то чтобы вонь – запах старости. Как в крематории. Запах погребальных благовоний. Но, честно говоря, меня некрасивое тело, напротив, только возбуждает.
Девушка сощурила глаза за стеклами очков. Произнося шокирующие откровения, она не переставала улыбаться.
– Почему? – удивленно спросил Кобари.
– Действительно, почему? Когда я была школьницей, мне как-то раз приснилось, что меня насилует страшно уродливый мужик. А когда я проснулась, не почувствовала никакого отвращения. Напротив, сильно возбудилась. Точно также, когда Сугуро на меня набросился, облизал языком с ног до головы и, наконец, сдавил горло, я ужасно возбудилась… Хоть помирай – так хорошо. А все благодаря тому, что у него такое безобразное тело.
– Я таких «изысков» не понимаю.
– Сочувствую. Ты с женщиной только перепихнешься, раз-два – и готово. А секс – таинственная вещь. Он пробуждает чувства, скрытые в самых потаенных глубинах естества. Точно какая-то волшебная музыка.
Кобари подумал, что эта девушка – самая настоящая извращенка. А извращенцы ничем не лучше сумасшедших и преступников, воплощающих в себе все самое темное и отвратительное, что есть в человеческой жизни. И, подумать только, знаменитый писатель-христианин не погнушался ступить на этот скользкий путь, участвуя в извращенных оргиях!
– Вот и господин Сугуро говорит… После, когда мы втроем болтали, я спросила его, как он думает, почему меня возбуждает уродство? Он сказал, что это неразрешимая тайна человеческой души. Рассуждая логически, мы должны испытывать удовольствие от красивых вещей, но в реальности человек способен находить красоту и источник наслаждения в безобразном. Это его слова.
– Не всякий с ним согласится, – возразил Кобари.
– Но и ты, я уверена, не чужд подобных позывов. Сугуро говорит – человеку присуще наслаждаться своим падением. Душа человеческая – это бездна. Он сказал, что окончательно осознал это благодаря нам, мне и Хине, и что полностью разделяет наши пристрастия. Взять наши картины. Большинство известных художников признают лишь, так сказать, общепринятую красоту. А мы с Хиной с самого начала старались в своих картинах открывать красоту в том, что обычно считается безобразным, отвратительным. Это нас объединило. Если бы ты сходил на нашу выставку, то понял бы, о чем я. Впрочем, она уже закрылась.
– Я видел портрет Сугуро.
– Мне хотелось изобразить его таким, какой он был с нами…
Мотоко, словно они были давними друзьями, по-свойски придвинулась к Кобари, обдавая его запашком пота. Ладно еще худощавая Хина, но чтобы эта пухлявая доверчивая девица была мазохисткой! – он не мог себе этого вообразить. Апатичная, круглолицая, в очках… Исходя из его опыта, подобного типа женщины в постели удушливо томные, вязкие, с замедленной реакцией…
Оттого ли, что стул от старости совсем рассохся, но когда врач, просмотрев результаты анализов, повернулся к нему, раздался скрип. С тех пор, как Сугуро стал регулярно посещать клинику, он уже свыкся с этим жалобным звуком. Обычно скрип означал, что врач собирается заговорить с ним. Так было и на этот раз.
– ACT – восемьдесят два, АЛТ – сто шесть, это намного выше прежних показателей. Наверно, вы переутомились от слишком большой работы. Психологический стресс также оказывает влияние. Как я вам уже не раз говорил, если вы не будете следить за собой, есть риск развития цирроза печени.
– Понятно.
Дома Сугуро, сообщая о визите к врачу, как обычно, приуменьшил показатели анализов. Хоть они с женой и достигли возраста, когда смерть не за горами, он старался не волновать ее и не давать повода страшиться скорого одиночества.
Тысячелетние сосны возносят вечную зелень,
Мохом они покрылись, но хвоя их не поблекла…
Юный тростник не знает о бремени снежных покровов,
И расцветает слива под напев соловьиный…
Началось представление – «Вековые сосны» в исполнении Хан Такэхара. Сугуро, затаив дыхание, слушал протяжный голос тучного Томиямы Сэйкин и не отрываясь следил за танцем Хан Такэхара, безупречным, несмотря на то, что исполнительнице было за восемьдесят. Ни одного лишнего жеста. Сцена государственного театра была слишком велика для исполнения старинных танцев, и свет слишком ярок, все это рассеивало внимание, но как только появилась танцовщица, сцена будто уменьшилась. Все пространство вокруг, казалось, заряжено энергией танца.
Сугуро радовался, что он здесь вместе с женой. Недавно она увидела по телевизору «Снег» в исполнении Такэхара, пришла в восторг и загорелась желанием попасть на ее представление; поэтому он тайком обратился к знакомому газетчику, достал билеты, и сейчас, сидя рядом с женой и глядя на танец, он подумал – вот и мы состарились, как эти «вековые сосны».
Смиренно жили и смиренно встречаем смерть. Что же касается его литературных трудов, он уже написал достаточно, чтобы теперь ограничиться развитием уже намеченных тем. Не насиловать себя. Не рисковать.
И журавли желают долгих тебе лет жизни.
Танцовщица внезапно замерла. Какое-то мгновение она оставалась совершенно неподвижной, застыв в изысканной позе.
Опустился занавес, объявили пятнадцатиминутный перерыв. Зрители начали подниматься, сидящая впереди женщина, по виду хозяйка какого-то высококлассного ресторана, здороваясь, раскланивалась направо и налево.
– После антракта – твой долгожданный «Снег», – шепнул Сугуро жене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64