И то проснулись не сами, а разбудил их проводник, стучавший ключом в дверь:
- Туалет закрывается. Стоянка пятнадцать минут.
И постучал дальше.
Первым пришел в себя омоновец с глухим голосом, приказавший вернуть на место бутылку водки. Ему как старшему хозяин приказал: "В дороге - ни грамма спиртного. Напьетесь потом, когда доставите груз".
Груза - коробок с писчей бумагой - не было ни на антресолях, ни под сиденьями.
У всех троих болели головы - и это от пива!
- Какая лярва предложила пиво?
Предложила - на выбор - ресторанная продавщица с миловидным улыбчивым лицом, но виновником был один из троих, взявший из лотка шесть бутылок пива.
Впрочем, за исчезнувший груз - восемь коробок с писчей бумагой - все трое не очень печалились. Ну, опоили их снотворным. Ну, заснули они мертвецки, что не слышали, как их беспокоили, вынимая коробки. Найдут склад, где есть такая бумага. Купят.
Старший ворвался в купе проводника. - Где выносили коробки? На какой станции?
Его свирепый вид не предвещал ничего хорошего. Но проводник, дюжий, щекастый, был не из робкого десятка.
- В Череповце. А что?
- А то, что унесли финскую бумагу. А бумага для канцелярии главы администрации.
- Зачем такая волна? Разве это были не вы? - удивился проводник. На всякий случай он поднялся - чтоб не получить зуботычину от разгневанного пассажира.
- Сколько их было? - продолжал допытываться старший груза.
- Трое.
- Какие они собой?
- Такие же, как и вы. Амбального вида, с бритыми затылками. И такая же у них серая пятнистая униформа. Да и все вы на одно лицо - кровь с коньяком. Думал, что вы в Череповце...
- Я тебе, гад, подумаю! Кто поздно вечером впустил продавщицу? Разве не ты?
- Какую продавщицу?
- Из вагона-ресторана.
- Ресторан закрывается в восемь.
- Тогда откуда же эта баба в белой тужурке с бляхой? - Ты не шуми, у них в бригаде ни одной бабы...
Но как бы там ни было, груз исчез.
- Какая же паскуда на бумагу позарилась? - спрашивали друг друга, опоенные снотворным пивом.
Незадачливым сопровождающим ничего не оставалось, как с полдороги вернуться в Питер.
В Архангельск на аукцион приехал Ефим Львович Башин. Он удивился, что на вокзале его никто но встретил. Пришлось оба тяжелых, как набитых свинцом чемодана сдавать в камеру хранения и пешочком с саквояжем в руке направиться в гостиницу "Север", некогда украшавшую проспект Павлина Виноградова.
Он шел и по-старчески хитро улыбался: ему был обещан гонорар. Конечно, Александр Гордеевич обещал заплатить скромненько - он уже заплатил за досрочное освобождение. А вот Алексей Алексеевич Стариков, бывший директор Поморского деревообрабатывающего, якобы пострадавший за "художества" своего главбуха / его только сняли с директорства, но оставили на комбинате инженером по технике безопасности/, - вот бывший директор неожиданно появился в Питере, перед самой отправкой Ефима Львовича в Архангельск. Он вручил бывшему главбуху тысячу долларов лишь за то, что тот скажет, кто и где перевозит главный груз.
Ефим Львович, зная могущество директора, доложил ему, как докладывал много лет подряд, правдиво и точно.
В гостинице на Ефима Львовича была бронь. Номер кто-то уже оплатил. Он подал администратору новенький, ещё липкий от типографской краски синий паспорт, на обложке которого красовалась глядевшая налево и направо хищная птица. Паспорт ему выдали два дня назад в тот же день, как он сфотографировался.
А в Питере неудачных сопровождающих встречал целый кортеж иномарок.
- Что за честь? - спросил старший сопровождающий.
- К Банкиру.
- Гневается?
- Еще бы! - Купим ему бумагу. Ну, опоздаем суток на трое...
Опаздывать им больше не пришлось. Их доставили в Парголово в питерскую резиденцию лесопромышленника Тюлева. И Банкир, разгневанный до крайности, такого взбешенного его ещё не видели, - задавал вопросы, как стрелял в упор:
- Кому передали коробки? Ах, не знаете! Спали! Не помните? Вспомните! Все вспомните!
Раздетых догола и привязанных проволокой к столам, он их лично пытал, вдавливая в спины раскаленный утюг.
В подвале, где допрашивали несчастных, висел, как смог, горький дым от горевшей человечины. Удушливый запах туманил мозги, вызывал блевотину, вызывал у всех, кто был в подвале, но только не у Банкира.
- Кому передали коробки? Кому?
Не сказали, не признались. Так и умерли привязанными и обезображенными раскаленным утюгом.
Пока "шестерки" рубили на мелкие куски ещё теплые трупы - чтоб легче их было кидать в котел водяного отопления, Александр Гордеевич стоял под душем, из-под, ногтей пилочкой выковыривал кровь, руки его дрожали. Домой он вернулся нервозный, смывал и все никак не мог смыть омерзительный запах горелого мяса.
Ядвига Станиславовна, взявшая недельный отпуск в мэрии и согласившаяся сопровождать своего любимого Сашу в Архангельск, подавая полотенце, спросила:
- Что с тобой? Никак дрался?
- Хуже! Деньги слиняли. Четыре миллиона!
- Не может быть! - ужаснулась подруга. - Ты говорил, что их повезет обласканный тобой какой-то зэк. Я же предупреждала: зекам нельзя доверять... Да ещё такую сумму!
- Деньги-то не мои! - стонал Александр Гордеевич. - Деньги-то общаковские! А говорил я только тебе... Тебя проверял...
- Ну и как? - грустно, сожалея о случившемся, спросила Ядвига Станиславовна.
- Извини. - Он влажной горячей рукой притянул к себе женщину. Прости, - повторил. - Нередко красивые женщины бывают шпионками.
- Помню. Читала. Была такая. Мата Хари... А деньги найти надо. До аукциона ещё полная неделя.
- Где? Где эти проклятые коробки?
- Надо искать... Говорят, что с коробками всегда попадаются, сказала, словно обронила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94