Госдеповец утомленно закатил глаза.
– Мне, наверное, лучше переговорить с первым заместителем госсекретаря. Свой паспорт, мисс Горен, вы получите в ближайшее время.
– Что?! – изумился Томас. – Эта женщина здесь явно замешана! Нельзя выпускать ее из страны!
– Так будет безопаснее для мирных чикагских обывателей, – заметил Хенсон. – Бьюсь об заклад, что ваш босс или даже сам мэр в эту самую минуту склоняется к такой мысли.
Брови Аарона Томаса задергались, словно вздумали улететь прочь.
– Может, для вас убитый официант – это просто пустое место. Но не для меня! Нет, не для меня, черт бы вас побрал!
Хенсон заметил, что в глазах Эсфири мелькнула тень боли и тут же исчезла, уступив место решимости. Если ей удастся найти убийцу этого официанта, то его жизнь станет измеряться секундами.
– Не ожидал, не ожидал… – проворчал Хенсон, поглядывая на озеро Мичиган через окно такси. На секунду он засомневался, знает ли водитель дорогу в международный аэропорт, но потом махнул рукой. Пускай себе накручивает счетчик, а тем временем останется побольше времени на разговор с Эсфирью. – Они тебя будто выпихивают отсюда, ты заметила?.. Прямо вестерн какой-то. Шериф приказывает бандитке убраться из города до захода солнца.
– Да, это что-то новенькое. Мне еще не доводилось быть персоной нон грата, – сказала Эсфирь.
Хенсон хмыкнул.
– Обычно так поступают только с дипломатами.
– Меня повысили? Как бы не заболеть звездной болезнью.
– Ничего, маленькая лесть не помешает. Ты ее заработала.
Детектив Томас с пеной у рта отстаивал свое право задержать Эсфирь в роли свидетельницы по делу. Городская же администрация (правда, не без намеков со стороны министра юстиции) решила держаться противоположной точки зрения. Посол Израиля, бегло обменявшись с Эсфирью вежливыми фразами по мобильному телефону, посоветовал ей побыстрее лететь домой, поскольку-де такое решение будет в общих интересах. Не прошло и двадцати минут, как государственный департамент объявил об отмене визы Эсфирь Горен.
– Я ведь только этого и добиваюсь – уехать, – запротестовала она. – Зачем же пинками гнать?
– Всем хочется поскорее убрать этого Штока из-под своей юрисдикции. Слишком много кругов по воде. Взял и устроил на тебя охоту по какой-то причине…
– Я его видела, – сказала Эсфирь. – Могу опознать, если надо.
– Да нет. Дело, мне кажется, не в этом. Уж больно он прыткий. Исчезает и появляется, когда и где захочет. Конечно, поиск человека – это уравнение со многими неизвестными, но ведь его приметы стали известны сразу после убийства твоего отца. Кстати, «узи» нашли в мусорном баке неподалеку от Дирксен-Билдинга, на бульваре Джексона. Такое впечатление, он специально издевается над местными федералами. Трудно сказать, где он достал автомат, но полиция и ФБР рыщут наперегонки. Что-нибудь да всплывет.
– Он всерьез решил меня прикончить. Или тебя.
– О, нет-нет, ему нужна только ты. И ты права: он хочет тебя всерьез. Не терпится ему. Готов был попытать удачу в людном месте, с массой видеокамер. Наверное, следил за нами до самой гостиницы. Помнишь, пока ты лежала в больнице, он рискнул о тебе справиться? Мы обработали изображение, снятое охраной возле срочной хирургии, и получили довольно неплохое личико. Не исключено, что он попробовал бы еще раз до тебя добраться, если бы не металлодетекторы и полиция на каждом шагу. Как только пришел запрос из чикагского управления, мы решили сыграть с ним в наперстки.
– А, так вот зачем меня тасовали из комнаты в комнату! – сообразила Эсфирь. – Но почему мне об этом не сказали? Я вам что, игрушка для забавы?
– Извини. И не сердись. А что было делать? Или ты хочешь с ним вновь повстречаться тет-а-тет?
– Надо было ловить на живца! Вот тогда бы все вышло.
Хенсон ухмыльнулся.
– Ох и широкая у тебя натура… Ни дня без пули в голове, а?
– Нет, серьезно! Давай ловить его на меня! Прямо сейчас!
– Знаешь, мне кажется, именно поэтому тебя хотят поскорее выпихнуть из Штатов.
Она сложила руки на груди.
– С такой внешностью он в Израиле сразу засветится. Будет торчать, как алый зад у бабуина. Нет, он в жизни туда не сунется.
– Волосы можно перекрасить. – Хенсон коснулся ее руки. – Но послушай, здесь главное понять, почему он за тобой гоняется. Не думаю, чтобы он просто боялся, что ты его опознаешь. Ван Гог тоже не ответ. Он ведь не у тебя, а забрать его обратно невозможно. Нет, тут что-то другое… А ты взяла что-нибудь с собой из отцовского дома?
– Нет. – Эсфирь пожала плечами. – Просто сунула пару снимков в карман, и все. Скажем, детское фото. – Она вздохнула. – Со мной.
– Что-нибудь особенное?
Она отрицательно покрутила головой.
– А второй снимок?
– Это который ты мне дал. Где моя мать стоит возле лагеря беженцев в Триесте. Худющая, как я не знаю что, но все равно красивая, даже после всего того, что с ней вытворяли.
– А можно еще раз взглянуть?
Из кармашка своей сумочки Эсфирь достала сложенную вдвое картонку, которая защищала сам снимок. На нем Хенсон увидел тоненькую женщину в черном. Слева и чуть позади нее стояли двое мужчин, а справа – итальянский карабинер с сигаретой, которую он явно секунду назад вынул изо рта.
– Что за люди?
– Про них ничего не написано.
Он перевернул карточку и увидел надпись по-немецки: «Триест, 17 марта 1946».
– Это почерк твоей матери?
– Вполне возможно. Она писала как раз таким курсивом и ставила палочки на семерках. Очень похоже.
– А почему ты взяла именно этот снимок, а не другой?
– Здесь моя мать, – ответила Эсфирь, и Хенсон пожал плечами, словно говоря «ну, ясно».
Он посмотрел карточку на просвет, ища какие-нибудь водяные знаки или иные особенности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82