Она сейчас же убежит, найдет Дандаса, Феликса и все им расскажет. И расскажет о подозрениях по поводу того, что Торпы по каким-то причинам держат Камиллу у себя.
Тотти советовала запереться.
Тотти что-то знает. Но нельзя же сейчас искать ее и расспрашивать. Надо быстрее бежать отсюда.
Пальцы Элис дрожали так сильно, что она едва сумела надеть туфли. Ветер сотрясал весь дом, и этот шум скрадывал звуки ее шагов по ступенькам. Она отважилась не включать свет, чтобы не выдать себя. Разум не подчинялся ей, она не думала, что будет, если побег откроется. Маленький домик Камиллы с протекающей крышей и дырявыми окнами был убежищем, к которому она стремилась. На темных ступеньках Элис показалось, что она снова слышит злобный смех. На миг она застыла, а потом, запыхавшись, одолела лестницу, длинный холл. Во входной двери торчал ключ.
Как только Элис открыла дверь, ветер налетел на нее и окатил лицо холодной водой. Здравый смысл тотчас вернулся. Она поколебалась, стоя на крыльце и думая о долгой ветреной дороге. Но вернуться в миленькую спаленку — еще хуже. Уж лучше стихия, чем неизвестность и опасность.
Где-то в доме пробили часы. С легким вздохом страха и облегчения Элис поняла, что не вернется обратно. Она должна идти в спасительный коттедж.
Глава 8
Бледная луна с трудом пробивалась сквозь облака, когда Элис наконец увидела темный силуэт гостиницы и неясную дорогу вниз к коттеджу. Она вздохнула устало и облегченно и продолжала тащиться сквозь бурю. Сейчас, вблизи коттеджа, ей стало почти смешно. На ногах волдыри, она насквозь промокла, силы на исходе. Шесть миль по темной каменистой дороге — и все из-за того, что кто-то подшутил над ней? Ну где ее чувство юмора?
Но до юмора ли в такой ситуации? Чутье подсказывало Элис, что с Камиллой что-то случилось. Она не могла забыть шепот: «Камилла здесь».
Действительно ли Камилла у Торпов? Надо рассказать Дандасу и Феликсу и поскорее начать поиски.
Небо очищалось, и звезды замерцали на нем. Элис ежилась от холода.
Если бы у Дандаса горел свет, она бы пошла к нему и все рассказала. Но старый высокий дом погружен в темноту. Элис представила, как Дандас спит в тепле бестревожным сном, и ей вдруг страстно захотелось услышать его добрый серьезный голос. Феликс, скорее всего, расхохотался бы: «Маленькая Элис, и давно ты не понимаешь шуток?» Но Дандас, она знала, отнесся бы к ней тепло и с симпатией. Ему в голову не пришло бы, что она вела себя, как трусиха, убежав в полночь из дома Торпов.
Элис ковыляла по дороге к темным деревьям, окружающим коттедж. Через десять минут она заползет в кровать и заснет. И будет спать, спать, спать… Что там — свет? Нет, это лунный свет. Или он за деревьями, в коттедже? Свет в окне? Элис остановилась. Ветер раскачивал деревья. Она побежала, спотыкаясь на неровной дороге. Нет, окна темные. Конечно, то отражение лунного света. Все спокойно. Через несколько минут она сможет лечь спать.
Элис толкнула калитку, прислушалась. Дорожка, ведущая вниз, гудела, как печная труба, — ветер несся с огромной силой. Высокое дерево рядом с домом скрипело и гнулось. Легкие облака набегали на луну, закрывали ее, и бледный свет падал на ступени. Элис увидела — там что-то лежит.
Она нагнулась, потом закричала и опустилась на колени, поднимая слабое тельце Уэбстера. Голова сороки болталась, длинный острый клюв был раскрыт, а шея безжизненно крутилась. Птица была мертва.
Мокрая и дрожащая Элис держала в руках птицу. Кто-то убил Уэбстера, потому что тот мог разговаривать. Это она виновата. Это она болтала о необычайных способностях сороки, она позволила людям думать, что ее бессознательная имитация выдаст секреты Камиллы и какого-то неизвестного мужчины. Одного из трех Д. Они слышали ее рассказы об Уэбстере.
«Он — чья-то совесть», — говорила Элис. Кто-то из мужчин решил, что Уэбстер — именно его совесть. Потом, как будто с магнитофонной ленты, зазвучал голос Феликса: «Ты смущаешь меня! Скажи мне, что ты знаешь, или я откручу тебе шею!»
Луна снова спряталась за облака, и свет погас. Элис едва могла разглядеть птицу в своих руках. Она медленно, с трудом встала на ослабевших ногах и протянула руку, чтобы открыть дверь. Но та была открыта. Элис почти упала в темноту. Вдруг, будто по какому-то сигналу, дерево скрипнуло, и неистовый удар веток и листьев волной накрыл ее. Это было последнее, что она почувствовала.
Глава 9
Голова трещала. Элис не могла открыть глаза. Она осторожно пошевелилась и ощутила, как болит все тело.
Я простудилась, подумала она.
Медленно, щурясь от сильного света, девушка открыла глаза и увидела обои с выгоревшими полосками, похожие на карамель, старомодный туалетный столик с высоким зеркалом и бесчисленными трещинами, массивный шкаф. Элис долго не могла сосредоточиться на том, что видела. Она лежала, уставившись на обои, а в голове все перепуталось. Ей мерещилось, что у нее было платье из хлопка, с рисунком, как на обоях. Она надевала его на пикник и запачкала ежевичным соком. Она принялась рассматривать пятно на стене и вдруг, переведя взгляд, заметила, что кто-то уставился на нее.
Она никак не могла вспомнить, кто это. Тяжелые черты лица были знакомы и даже как-то связаны с обоями и карамельными полосками из детства. Она открыла рот, чтобы хоть что-то сказать. Лицо приблизилось, потом уплыло, и неясное видение так и не стало отчетливым. Вдруг Элис в ужасе откинулась на подушки.
— Вы проснулись! — услышала она будничный ровный голос. — Я лучше скажу папе.
Черты лица стали четкими, и наконец Элис узнала хмурые брови и широкие скулы Маргарет.
Она расслабилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49