Доктор заверил его, что миссис Овертон может прожить еще много лет, но если что-то произойдет и ее здоровье ухудшится, Уильям должен быть дома через двадцать четыре часа.
Беатрис призналась себе, что ее дорогой Уильям, с его крайней восприимчивостью, с ненавистью к болезни и смерти, просто обязан соблюдать расстояние между собой и такими бедствиями. Кроме того, он не преувеличивает свою собственную болезнь. Он дышит, словно все время поднимается в гору.
Она прильнула к нему на вокзале Виктория.
– Мой дорогой, побереги себя.
– Я всегда делаю это, ты же знаешь.
Он стал более бодрым, потому что всегда становился оживленным среди суматохи, шума и клубов дыма на вокзале Виктория.
– Прости, тебе достался бесполезный парень в мужья, Беа. А ты такая превосходная жена…
«Превосходная? Страшное слово. Что он имел в виду, хотел польстить мне?»
– Значит, ты в самом деле не хочешь, чтобы я была деловой женщиной?
– Если это делает тебя счастливой, тогда все великолепно.
И освобождает тебя от чувства вины за вечное отсутствие, подумала Беатрис. Она заметила, что клубы дыма от паровоза вызывают у него удушье, и, забыв свои вероломные сомнения, почувствовала, как ее постоянное беспокойство сменяется нежностью.
– Дорогой, застегни пальто. Не выходи на платформу без шарфа. И попытайся уснуть в вагоне.
– Перестань волноваться, Беа, – сказал Уильям вежливо, несмотря ни на что. Он был весьма очаровательный больной.
Кондуктор дал свисток. Он быстро поцеловал ее. Его губы снова назвали ее любимой. Она слегка задрожала. Это был невероятно холодный день.
– Не работай так тяжко, Беа! Поцелуй детей еще раз от меня.
Войдя в вагон, он выглядывал на платформу, пока поезд не тронулся.
Стройная, изящная фигура в пальто с капюшоном растаяла в клубах дыма. Она осталась стоять одна, так же, как это часто бывало. Не раздумывая, она коротко крикнула вознице: «В «Боннингтон» по дороге домой!» Ей надо было распаковать партию товаров из Персии и Самарканда: ярких и экзотических, но дорогих, знаменитых, пользующихся спросом. Она могла пофантазировать сегодня, что это были ковры-самолеты, которые перенесут ее в Южные Альпы или во второй медовый месяц с Уильямом.
Они всегда обещали друг другу, что у них будет второй медовый месяц, думая, что Уильям вернется в часто оставляемую постель (было это из-за его плохого здоровья или нет? Она задавала себе этот вопрос, когда лежала, проснувшись, неугомонная в страстном желании); возможно, он сейчас смотрит на медовые месяцы как на что-то ненужное и давно законченное в их возрасте.
Чем обычно он был занят вечерами в изысканных превосходных отелях?..
Флоренс придумала новую игру – упаковывать багаж в старую плетеную корзину Нэнни и торопиться на поезд. Она изображала папу, уезжающего за границу. «До свидания, королева Беа, до свидания!» – где она слышала это?
– Она обожает своего папу и очень жалеет, – сообщила Нэнни Блэр по секрету Лиззи, – что он не слишком обращает внимание на нее. Она такая тихая и не бросается в глаза, да она и не выглядит так, чтобы бросаться в глаза. Флоренс исключение в этой семье. Мистер Эдвин, напротив, из другого теста. Он хорошенький херувимчик, но думаю, он редко ведет себя подобно херувиму.
Вся дисциплина, которой славилась Нэнни, ни во что не ставилась этим ребенком, он постоянно нарушал ее.
Нэнни страдала из-за этого, от чувства беспомощности, говорила мрачно об отсутствующих родителях (как если бы они были такими же, как те знаменитые лендлорды, вечно отсутствующие, которые вызвали недовольство в Ирландии) и говорила о детях – Боже сохрани их невинные сердца, которые страдают от недостатка любви. Не то чтобы миссис была нехорошей женщиной, но у нее так много других дел, о которых она думает. Конечно, бегает в большой магазин! Если она хочет работать, то зачем суетилась, чтобы выйти замуж и иметь детей?
«Нужно заниматься либо одним, либо другим, но не двумя делами сразу», – думала Нэнни Блэр, решив наконец весной поискать другое место.
Миссис Овертон умерла внезапно, перед приходом весны, и Уильям спешно приехал домой, чтобы успеть к церемонии похорон в фамильном склепе. Маленький гроб положили вниз, в темное углубление. Уильяма захлестнуло горе. Его глаза покраснели от слез. Эту семью часто постигала смерть, произнес он. Беа должна обещать никогда не умирать. Дети никогда не должны умереть. Он лежал ночью в ее объятиях после похорон, прильнув к ней, как будто он маленький мальчик, а она его мать. Беатрис точно чувствовала, что она не в силах выносить свое страстное желание: он совершал любовный акт с неистовством, которого никогда раньше не проявлял. Как если бы он бросал отчаянный вызов смерти. И наконец, прорвалась ее собственная страсть, она отвечала неистово и участвовала в высшей точке счастливого освобождения.
Это была призрачная и прекрасная ночь, и Беатрис казалось совершенно ясным, что она зачала своего третьего ребенка. Уильям согласился с ней. Тем, что произошло между ними, они одержали победу над смертью, и этот ребенок должен быть выдающимся, красивее, чем Флоренс, и более уравновешенным, чем Эдвин. Флоренс, конечно, возможно, похорошеет, когда станет старше, и Эдвин, несомненно, научится обуздывать свою раздражительность. Однако новый ребенок должен быть совершенством.
К великому сожалению, у Беатрис на четвертом месяце произошел выкидыш. Безусловно, это оказалось трагедией. Доктор сказал Уильяму, что неблагоразумно со стороны его жены попытаться заводить еще детей. Беатрис страшно сердилась на старомодного надоедливого болвана – доктора Ловегрова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116