Силой.Я отправился разыскивать Берзина, надеясь получить от него дополнительные сведения об охране дома Ипатьева. Целый день я гонялся за командармом на тощей лошаденке от одного командного пункта к другому. В конце концов я разыскал его возле небольшого полотняного шатра. Берзин сидел на деревянной табуретке и выглядел смертельно усталым. Но он был профессиональным военным и отлично понимал, что такое приказ. За десять минут Берзин набросал мне в блокноте план Дома особого назначения и расположение постов. Снаружи дом был окружен двойным частоколом. Спрятав схему в карман, я снова уселся на свою клячу, но тут Берзин меня окликнул:– Советую вам обратить особое внимание на сторону, выходящую в переулок. По-моему, он называется Вознесенским.– Продолжайте.– С той стороны из сада на веранду ведет лестница, когда я там был, никто ее не охранял. Желаю удачи.– Спасибо, – поблагодарил я и тоже пожелал командарму удачи – надо сказать, лицемерно.Берзин устало улыбнулся.– Удача мне не поможет. Мне нужно десять тысяч солдат и пятьсот пулеметов.Я поскакал в обратный путь. Белые вели массированный огонь по всему фронту. Лишь на севере, где находился Екатеринбург, было тихо.На следующее утро меня вызвали к Голощекину. Комиссар по военным делам спросил, разработал ли я план. Я ответил утвердительно.– Рассказывайте, – потребовал он.– Нет, рассказывать я не буду. Достаточно мне сообщить хотя бы одному человеку, как я собираюсь действовать, и Юровский может обо всем узнать. Предпочитаю обходиться без риска.Голощекин разозлился, но настаивать не стал. Все-таки он был не глуп.– Когда? – спросил он.– Как только буду готов. Надо еще кое-что сделать.– Так делайте, – рявкнул Голощекин. * * * Когда я вновь появился в германском поезде, генерал барон фон Клебер как раз собирался завтракать. Он пригласил меня составить ему компанию, но я отказался. Однако генерал проявил настойчивость – он требовал, чтобы я хотя бы выпил чашку кофе и слегка закусил. Стол ломился от яств: несколько сортов сыра, холодные закуски, всевозможные булочки, паштеты, фрукты. Прислуживали генералу четыре денщика. Я выпил кофе, который оказался поистине превосходным.Фон Клебер относился к процессу питания с повышенным вниманием: он ястребиным взором следил за действиями денщиков и вступил со мной в беседу, лишь убедившись, что стол сервирован как следует и тарелки наполнены надлежащим образом.– Слушаю вас, – сказал он.– Вероятно, это произойдет сегодня ночью.Генерал задумчиво кивнул:– Вам понадобятся мои швабы?– Да.– Каков ваш план?– Это тайна.– Правильно, – поджал губы фон Клебер. – Однако скажите мне по крайней мере то, что сочтете возможным.– Я намерен доставить сюда императорское семейство на рассвете. Поезд должен быть готов к отправлению.– Разумеется.– Я хочу, чтобы ваши швабы были одеты в красноармейские гимнастерки, если, конечно...– Никаких «если», – прервал меня фон Клебер. – У нас есть красноармейские гимнастерки. – Видя, что я удивлен, генерал добавил: – А также матросские, парадная форма и все что угодно. Мы подготовились как следует.– Отлично. А оружие у вас есть?– Конечно. Какое вам нужно – хорошее германское или плохое русское?– Пусть будет германское. Сколько у вас человек – двенадцать? Вооружите двоих винтовками, остальных – пистолетами.Фон Клебер кивнул и откусил полпирога. Прожевав, спросил:– Когда построение?– Построения не будет. Пусть ваши люди поодиночке, с разных сторон, двигаются к Вознесенской площади. Напротив британского консульства, перед церковью, их буду ждать я.– Но такое скопление народу привлечет внимание, друг мой.– Нет. Там нет фонарей. К тому же мы не будем топтаться на месте.Генерал поднял бокал.– Надеетесь на удачу?– Хочу попробовать.Невзирая на ранний час, фон Клебер приказал подать коньяку. Поднял рюмку и официальным тоном произнес:– Пью за ваш успех, дружище. И за их свободу.Мы выпили до дна, и я удалился. * * * В полдень по моей просьбе Белобородов лично отправился в Дом особого назначения – на разведку.Вернулся он бледный и испуганный. Я ждал его в гостинице «Американа». Первые его слова были такими:– Фронт совсем близко. Эти окна, – он показал на двойные рамы, – приглушают шум. На улице все гудит от канонады.– Что с Юровским? – спросил я.Я уже достаточно знал Белобородова и прекрасно понимал: накануне падения города председатель хотел только одного – побыстрее избавиться от Романовых. Он не слышал моего вопроса: все его внимание было приковано к карте боевых действий.– Так что Юровский? – повторил я.Белобородов поднял голову.– Упрямится. Там все по-прежнему, разве что караул стал еще строже.Мне трудно было себе представить, что пленников можно сторожить строже, чем раньше, поэтому я спросил:– В чем это выражается?– Я хотел подняться по лестнице на второй этаж, чтобы навестить арестованных. Он не пустил меня.Я нахмурился.– Кто дал ему такие полномочия?– Полномочие у него было в руке. Оно называется «револьвер», – угрюмо улыбнулся Белобородов. – Конечно, мне не угрожала никакая опасность. Но если бы я стал настаивать, думаю, Юровский ни перед чем бы не остановился. Он твердо решил собственноручно истребить Романовых. Никого постороннего он к ним не подпускает.– Почему же он до сих пор их не убил?Белобородов пожал плечами:– Естественно, я спросил его об этом. Он сказал: «Я стерегу их от имени народа до того момента, пока к городу вплотную не приблизится враг. Когда станет очевидно, что я не могу более охранять пленных, тогда, в качестве комиссара юстиции, я вынесу приговор и приведу его в исполнение».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89