Обычно женщин в мужские тюрьмы не пускают.
— Он увидел вашего парня и сразу прыгнул.
— Что-то в этом роде.
Она лучезарно улыбнулась.
— Хватит о прошлом. Быть может, вернемся к настоящему? Человек оставил после себя сведения огромной важности. Несомненно, он доверил их вам. — Улыбка сбежала с ее лица, а глаза стали еще холоднее. — Вы передадите эти сведения мне.
Это были хитрые подчиняющие глаза. Я вспомнил, как ее взгляд пригвоздил меня к месту. Уж не гипнотизер ли Элин Гундерссон?
— Он оставил мне средства, чтобы оплатить похороны, вот и все.
— Вы лжете. — В голосе не слышно приказа, он очень мягок, чуть громче шепота.
— Нет, — возразил я. — И я не знаю, что вас всех интересует. Я простой адвокат. Питеркин слышал обо мне, и я дважды защищал его, но безуспешно. Послушайте, Элин, я даже не уберег его от тюрьмы. Он сел на долгих три года. Вы считаете, это основа для близких взаимоотношений, для большого доверия? Я так не считаю. Я не стал бы доверять Питеркину. Но я был его адвокатом и занимался его делами. Вот и все.
Ее глаза еще горели, но я уже не испытывал страха перед опасностью оказаться под их влиянием.
Некоторое время она сидела, пристально глядя на меня, потом сказала:
— Вы должны рассказать мне все добровольно. Это самый простой путь для меня и, конечно, для вас. — Она помолчала. — Если этого не сделаете, подумайте, что может произойти.
— Меня уже пытали.
— Еще нет. Потом будет инъекция. Укол, который заставит вас говорить, рассказать абсолютно все.
— Зачем же тогда теряете время?
— Лекарство может иметь неприятные побочные эффекты. И кроме того, против вас персонально мы ничего не имеем. Вы, в общем, не предатель. Вы тот, за кого себя выдаете, адвокат, у которого есть обязанности по отношению к клиентам. К несчастью, ваши обязанности привели вас к обладанию информацией, которая для нас важна.
— К несчастью?
— Для вас — да. Вам эта информация абсолютно без надобности, вы не сможете ее использовать.
Я решил рискнуть:
— Я могу продать ее. Немало тех, кто желает обладать ею. Возможно, устрою аукцион.
Ноздри ее раздулись.
— Что вы собираетесь продавать, мистер Клоуз?
— То, о чем я знаю.
— Тем не менее, вы утверждали, будто ничего не знаете. — Элин ухмыльнулась. — Я устрою небольшой перерыв, чтобы дать вам подумать. Вы пьете чай с лимоном?
* * *
Я угрюмо прихлебывал чай с лимоном, стараясь решить, что же мне делать. Я хоть прежде и чувствовал себя загнанным в угол, но не в такой, как этот, когда нет ни малейшей возможности спастись. Кроме всего прочего, я находился в подводной лодке, меня охраняла как минимум сотня человек из команды, и выход только один вверх по трапу — или на дно. Что я мог им сказать, ведь я сам почти ничего не знал. Мои сведения, что Питеркин украинец, три года назад побывал в Москве и привез оттуда керамические листья с непонятными словами на них, были им ни к чему. Для Элин это бессмыслица. Даже для меня с моим знанием Питеркина и Западной Австралии слова «тяни», «толкай» и «Олбани» не слишком много значили.
Я отхлебнул еще чая, озабоченный проблемой: если меня не станет, «великую тайну» я унесу с собой в могилу. И это означает, что и Сергей, и этот ужасный Руперт, и Элин, в данный момент не готовые списать «великую тайну» со счетов, пока не готовы разделаться со мной. Но рано или поздно, в один прекрасный день кто-либо из них может сказать: «Черт с ним, какой в нем прок?» — и ускорит мою смерть, чтобы никто другой не сумел узнать тайну.
Надо было принять решение и кому-то все рассказать. Единственным человеком, доступным мне в данный момент для беседы, была Элин Гундерссон. Тогда сначала нужно узнать все, что возможно, о ней.
— Я надеюсь, — сказала Элин, усевшись через несколько минут опять напротив меня, — что вы решили сотрудничать с нами.
— Я думал об этом, — ответил я. — Однако существуют некоторые «но».
— Какие?
— Представьте, например, что у меня есть алмаз. Вы приходите и говорите: отдай мне алмаз, потому что я твой друг и не хочу причинить тебе вреда, в противном случае мне придется применить силу. Первые два утверждения в таком случае бессмысленны. Вы мне не друг, пока не представите доказательств дружбы, а ваши утверждения, что не хотите причинить мне вреда, необоснованны. Реальность одна — угроза применить силу. Почему не хотите ничего объяснить мне?
— Что именно?
— Расскажите о себе.
Она коротко кивнула. Так красивые женщины кивают швейцару в отеле, когда хотят вызвать такси.
— Я советский офицер. Вот и все, что вам следует знать.
— Нет, — возразил я. — На чьей вы стороне?
— Не понимаю вопроса.
— Что вы думаете о перестройке?
— Это — официальная политика моей страны.
— А что вы думаете о Горбачеве и Ельцине? И кто вы — преданный товарищ или только законопослушны?
— И то и другое.
— А команда?
— На лодке есть капитан.
— Кому вы можете отдавать приказания?
Она пожала плечами.
— Это значит — вы офицер разведки.
Она еще раз пожала плечами.
— Держу пари, — сказал я, — что вы офицер ГРУ.
— А если и так, какое это имеет значение? — спросила Элин. — Вооруженные силы всех стран имеют разведку.
— Сергей, — сказал я, — из КГБ. По крайней мере, я так думаю. А у вас он под стражей. Ну, не смешно ли?
— Отщепенец, — отрезала она.
— Он мне таким не показался.
— Вряд ли о подобных делах вы много знаете.
— Я твердо убежден, что он считает себя и патриотом и прагматиком. Знаю, он хочет того, о чем думает. Объясните мне, — продолжил я, — если у меня есть что-то ценное и я передам или захочу передать это представителю вашей страны, оно попадет к вам или к Сергею?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71