Он схватил мою руку.– Если ты что-то обнаружил, то должен мне сказать. Или если что-то слышал. Если я смогу добраться до подонков, которые сделали это с ней, я, клянусь, сверну их долбаные шеи! Как мог кто-то сделать это с такой красивой девушкой? – Он покачал головой. – Ах, Эстелл, Эстелл! Почему ты так любила эти проклятые деньги?– Помнится, в Сан-Диего, – сказал я, – ты рассказывал, что работал на Ники Дина в «Колони клаб». Ты там повстречался с ней?Д'Анджело кивнул.– Я работал там официантом. Старшим официантом. И иногда выполнял поручения Ники.– И как вы сошлись с Эстелл?– Я ей понравился. А она мне. Так бывает. Верно.– Я тоже был с ней знаком, – произнес я.– Правда?– Давным-давно.– Ты встречался с ней?– Да.– Ты... ты тоже любил ее. Геллер?– Давным-давно любил.– Тогда... наверное, ты знаешь, каково это вернуться домой и встретиться с чем-то похожим.– Мы одинаково это воспринимаем, дружище.– Мы на многое смотрим одинаково, не так ли. Геллер?Конечно, так и было. У нас у обоих были раны, которые никогда не затянутся.Я спросил:– Д'Анджело, как умер Монок?– О чем ты? Япошки убили его. А что же еще?– Ты видел, как это случилось?– Нет. Нет, я был в отключке. У меня было сильное кровотечение.– Да, знаю.Мы просидели вместе пару часов, немного говорили, но, в основном, курили. Как в той норе, когда мы смотрели на траву кунаи.Когда я вышел, его сестра встретила меня. На ней было свежее голубое платье с накрахмаленным белым воротничком, ее черные волосы блестели. Думаю, я ей понравился. И она понравилась мне. От нее пахло ароматным мылом.– Вы хорошо поступили, что пришли повидать его, – сказала Мария.– Я вернусь.– Буду рада.Я не был Чудесным Принцем, но здесь не хватало мужчин.Она проводила меня до улицы. Небо было багровым – сталеплавильные печи.– Доброй ночи, Мария.– Доброй ночи, мистер Геллер. Я не думал, что ее брат убил Монока, я не был уверен, но мое чутье говорило мне «нет».Я был уверен, что Д'Анджело вчера не убивал Эстелл. Он не мог этого сделать, ходя на одной ноге. 7 Таун-Холл-стейшн – массивное здание из выгоревшего красного кирпича, построенное на рубеже веков, занимало весь угол улиц Аддисон и Холстед. Оно находилось всего в трех кварталах от «квартиры смерти» (как образно называли это место газетчики) Эстелл и в двух шагах от тренировочного лагеря Армии спасения – забаррикадированного, обнесенного колючей проволокой лагеря для спасения душ.Чего нельзя сказать о Таун-Холл-стейшн, по ступенькам которого я поднимался; войдя в главный вход на Аддисон, я поднялся в большой зал ожидания. Был вечер пятницы, дела шли медленно – лишь несколько юнцов неуклюже сидели на твердых деревянных стульях, привалившись к стене в ожидании своих родителей. Они флиртовали с утомленной одинокой проституткой, которая подпиливала ногти и, видимо, ждала, пока ее сутенер, или адвокат, или еще кто-нибудь заберет ее отсюда. Я подошел к вялому сержанту-ирландцу лет пятидесяти, который сидел за билетной кассой и читал сводки о бегах, и он отправил меня наверх. Меня ждали. Сержант Донахью с лицом, похожим на бассета, проводил меня в маленькую комнату для допросов, где Друри, стоя, допрашивал сидящего Сонни Голдстоуна, партнера Ники Дина по «Колони клаб». Полицейская стенографистка в голубой форме сидела рядом с Голдстоуном и все записывала.Местечко было хорошо освещено, но там было душновато. Жирная физиономия Голдстоуна казалась равнодушной, даже усталой. У него были мягкие, спокойные черты лица – глубоко посаженные глаза, прямой нос, дерзкий рот. Такие черты часто бывают у людей холодных. На нем были очки в тонкой черной оправе с коричневыми разводами. Он был одет в аккуратный костюм удачливого бизнесмена, каким он и был. Коричневый костюм с жилетом был сшит у портного, и к нему со вкусом был подобран коричневый галстук в полоску более темного оттенка. Друри был не так элегантен; как всегда, он снял пиджак и остался в одном жилете, закатал рукава, ослабил галстук и покрылся испариной. Он был в высшей степени хорош. С другой стороны, он пока что не мог использовать резиновую дубинку.Друри кивнул мне, когда я вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Голдстоун мельком взглянул на меня, а потом опять уставился в пустоту, не обращая внимания ни на меня, ни на Друри, что в данной ситуации было определенным выходом для него. Не знаю, узнал ли Голдстоун меня: ведь мы виделись лишь однажды ночью в тридцать девятом, когда Эстелл вела меня в номер «Колони клаб» на третьем этаже.– Вас видели, когда вы во вторник днем заходили в квартиру, Сонни, – сказал Друри безразличным тоном, уверенный, как Бог. – Вас узнала хозяйка дома Эстелл.Глядя в пустоту, Голдстоун произнес:– Она сумасшедшая. Она говорит ерунду.– Эта женщина опознала вас вчера на прогулке в нашей тюрьме. А сегодня из пяти мужчин она указала на вас.– Я помню. Я там был.– Я тоже там был, Сонни. Я видел, как она указала на вас: она ни секунды не сомневалась.Пожатие плечами.– Многие люди похожи на меня.– Ты был в этой квартире, Сонни.Пожатие плечами.– Я был там раньше. Не во вторник. Двадцать или тридцать человек видели меня в другом месте во время совершения преступления.– Назови хоть одного.– Я подожду суда. Который никогда не состоится.– Она заговорила, Сонни? Эстелл в конце концов сказала тебе, где был миллион?Самодовольная ухмылка.– Зачем тебе это, Друри? Ты хочешь взять взаймы часть этих денег, чтобы купить модных костюмов и вертеть в них задницей?В таких случаях и бывает нужна резиновая дубинка. К сожалению, Друри не был таким полицейскимВошел Донахью, похлопал Друри по спине и сказал:– Пришел посетитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106