Он, как и мой отец, былодним из немногих евреев, которые получили официальную лицензию брокера на бирже. Также он был богатым купцом, торговал с Ост— и Вест-Индией и с Левантом, а вдобавок имел закулисные связи с «Компанией южных морей» и даже с самим Уайтхоллом. Ходили слухи, что он был тайным советником принца Уэльского по всем финансовым вопросам. Это все, что о нем я знал, но недовольство, явно читавшееся на лице Мириам, говорило, что ей его общество неприятно.Когда он вошел в комнату, все стало ясно само по себе. Он широко и радостно улыбнулся Мириам, которая была моложе его лет на тридцать. Адельман же всего пару лет уступал моему дяде. Невысокий, плотный, хорошо одетый мужчина, гладко выбритый, в длинном черном завитом парике — для всего света он выглядел таким же английским джентльменом, как любой другой завсегдатай респектабельной кофейни. Его выдавал только голос. Как и мой дядя, он, по всей видимости, много сил положил, чтобы избавиться от акцента. Однако в его случае легкий немецкий акцент давал некоторое преимущество при дворе короля-немца. Всем было известно, что Георг принципиально отдавал предпочтение родному немецкому языку. Адельман же отдавал предпочтение сыну короля Георга. Из-за своей преданности принцу Адельман попал в щекотливое положение, поскольку в то время принц и король враждовали, и Адельман лишился расположения монарха, которым, как говорили, пользовался в прошлом.Мириам холодно кивнула, а я поднялся с места и низко поклонился, когда меня ему представили. Не требовалось быть профессиональным раскрывателем секретов, чтобы понять, какие взаимоотношения связывают людей передо мной. Адельман желал жениться на Мириам, Мириам же не имела никакого желания выходить замуж за Адельмана. Я даже не стал гадать, как мой дядя относился к этому ухаживанию.После нескольких минут светской беседы о погоде и о политической ситуации во Франции снова раздался стук в дверь, известив о приходе последнего гостя. Дядя вышел и вскоре вернулся, дружески подталкивая в спину Ноя Сарменто — клерка, работавшего на его складе. Это был молодой человек с вежливым, но строгим выражением лица. Он был гладко выбрит и носил небольшой аккуратный парик. В одежде его, хоть и довольно высокого качества, преобладали блеклые тона, то же можно было сказать и о покрое его платья.— Вы наверняка знаете мистера Адельмана. — сказал дядя.Сарменто поклонился.— Я имел удовольствие встречаться с ним много раз, — сказал Сарменто радостно, что не соответствовало его облику, — хотя не так много, как того желал бы.Улыбка шла ему, как адмиральский мундир обезьяне. Хотя, вероятно, это неправильное сравнение, поскольку, уподобляя Сарменто обезьяне, следовало предполагать в нем нечто игривое и озорное. Ничего подобного. Более сурового человека я еще не встречал, и, хотя многие философы отказывают физиогномике в праве называться наукой, перед нами был человек, чей характер читался в острых и неприятных чертах его лица.Адельман слегка поклонился, когда дядя представил меня таким образом, чтобы не упоминать моего принятого имени:— Это мой племянник Бенджамин, сын моего покойного брата.Сарменто лишь кивнул и отвернулся.— Миссис Лиенцо, — сказал он, поклонившись ей, — для меня большое удовольствие видеть вас снова.Мириам кивнула и полузакрыла глаза.— Скажите, будьте любезны, — начал Сарменто, обращаясь к Адельману, — какие новости слышны в «Компании южных морей»? Все кафе взбудоражены, все ждут, что последует дальше.Адельман вежливо улыбнулся:— Полно, сэр. Вы знаете, что у меня чисто неофициальные связи с «Компанией южных морей».— Ба! — Сарменто хлопнул себя по бедру. Было неясно, выражал ли этот жест удовольствие, или он хотел себя приободрить. — Я слышал, Компания и шага не делает, не посоветовавшись с вами.— Вы оказываете мне слишком много чести, — уверил его Адельман.Я оценил этот разговор только потому, что мы с Мириам обменялись взглядами, выражающими наше общее отсутствие интереса. Вскоре мы перешли в столовую, и там продолжилась беседа, казавшаяся мне бессвязной и неловкой. Несколько раз дядя заставлял меня произносить застольные молитвы, принятые в шабат, но я делал вид, будто забыл то, что вбивалось мне в голову в детстве. На самом деле мне хотелось участвовать, но я сомневался, что молитвы, которые я помню, — правильные, и мне не хотелось ударить в грязь лицом перед кузиной. Я не сказал этого, но подумал, что молиться перед едой — предрассудок. Тем не менее, когда дядя произносил эти молитвы, у меня сжалось сердце — то ли от воспоминаний, то ли от утраты, и мне доставляло странное удовольствие слышать звук древнееврейской речи. В моем доме, когда я рос, не молились. Отец отослал нас с братом учить законы нашего народа в еврейскую школу, потому что так полагалось мужчинам. И мы посещали синагогу, потому что для отца было проще туда ходить, чем объяснять, почему он туда не ходит..Я наблюдал за остальными, чтобы увидеть их реакцию на молитвы. Мне показалось странным, что Сарменто, который до этого не скрывал своего восхищения Мириам, теперь не сводил глаз с Адельмана.— Скажите, мистер Адельман, — начал Сарменто, как только дядя закончил молитвы, — повлияет ли угроза якобитского восстания на курс государственных ценных бумаг?— Я не смогу сказать вам ничего такого, о чем не говорят в кофейнях, — сказал Адельман. — Общественные потрясения всегда приводят к колебаниям цен на капиталы. Но без такого колебания не было бы рынка, поэтому якобиты, полагаю, оказывают нам небольшую услугу. Но, повторюсь, это общеизвестно.— Ваше мнение не может иметь ничего общего с общеизвестными вещами, — настаивал Сарменто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166