— Однако мы не можем отринуть свой долг пред Господом. Какая польза в том, что купец Уильям Литвуд некогда отказался от ложных взглядов? Мы не можем ни оценить тяжесть его вины, ни узнать, заслужил ли он искупление. Церковь у нас в Англии здорова и полна жизненных соков, но опасность распространения ложных верований не миновала. Разве вы не слышали о заблудших проповедниках Франции, которые соблазняли легковерных, выставляя духовенство жадным и распущенным, а церковные обряды — не имеющими смысла? На юге аббат Клэрво весьма встревожен появлением этих лжепророков.— Аббат Клэрво также предупреждал, — оживленно вмешался Радульфус, — что недостаток набожности и простоты в самом священстве способствует притоку людей в разные секты. Церковь обязана исправлять прежде всего собственные недостатки.Кадфаэль, как и другие братья, слушал, жадно впитывая каждое слово и надеясь, что внезапно поднявшийся грозовой вал уйдет так же скоро, как и возник. Радульфус не позволит заезжему прелату распоряжаться в аббатстве. И однако, Радульфус не вправе запретить посланнику епископа рассуждать о чистоте учения.Называя имя Бернарда Клэрво, поборника трезвости и воздержания, нельзя было не вспомнить о растущем влиянии цистерцианцев — монашеского ордена, которому благоволил архиепископ Теобальд. И хотя Бернард сочувствовал порицанию народом сановитых священников и ратовал за возвращение к апостольской простоте, навряд ли бы он потерпел, если бы кто-то стал неверно истолковывать догматы. Радульфус мог сослаться на Бернарда Клэрво, предпочесть одну цитату другой, и однако, он поспешил отвлечься, чтобы не потерять перевес в споре.— Однако Зерло помнит, в чем посланник епископа был несогласен с Уильямом, — деловито заметил он.На лице Зерло изобразилось замешательство: он не знал, радоваться или огорчаться такому обороту. Он уже открыл было рот, но Радульфус жестом остановил его.— Погоди! Нам необходим еще один свидетель. Тот юноша — единственный, кто может поведать нам о предсмертном умонастроении своего хозяина. Прежде чем отказывать в просьбе, послушаем, что он скажет. Дэнис, сходи за Илэйвом и снова пригласи его к нам.— Охотно, — сказал Дэнис и порывистым шагом покинул капитул. Видно было, насколько он возмущен.Илэйв, ни о чем не подозревая, вернулся в зал. Юноша надеялся, что сейчас он услышит окончательное слово. В благоприятном исходе он ничуть не сомневался, о чем красноречиво свидетельствовали его легкая поступь и беззаботное выражение лица. Ничто не насторожило Илэйва, даже когда, тщательно подбирая слова, аббат заговорил, подозрение не закралось в сердце юноши.— Молодой человек, здесь возникли некоторые разногласия относительно твоего хозяина. Говорят, что незадолго до того, как он отправился в паломничество, меж ним и посланником архиепископа, читавшим проповеди в Шрусбери, возник спор: Уильяму Литвуду случилось высказать мнения, не соответствующие учению Церкви, за что архиепископский священник вынес ему порицание. Полагают также, что паломничество было предпринято им как искупление. Что ты знаешь об этом? Или тебе, возможно, ничего не известно?Илэйв, удивляясь и недоумевая, свел густые, ровные, чуть рыжеватые брови, однако держался он спокойно.— Мне известно только то, что хозяин мой много размышлял над некоторыми догматами Символа Веры. В паломничество он отправился по велению сердца. Все дела свои он возложил на молодых, так как сам был уже стар годами. Уильям Литвуд попросил меня идти с ним, и я согласился. У моего хозяина никогда не было разноречий с отцом Элией. Отец Элия всегда считал его порядочным человеком.— Порядочный человек, отступающий от Священного Писания, еще опасней, чем отъявленный злодей. Человек, чьи пороки всем видны, — это открытый враг, а не тайный, готовый отворить ворота крепости.«Вот как на это смотрит Церковь, — подумал Кадфаэль. — Турки-сельджуки и сарацины убивают сотни христиан в сражениях, нападают на паломников и заключают их в темницу; при этом к разбойникам относятся терпимо, со снисхождением, хотя они подлежат наказанию за гробом. Но стоит христианину хоть ненамного отступить от догматов, его тут же предадут анафеме». Кадфаэль наблюдал подобные нравы на Востоке в осажденных христианских городах; несмотря на угрозу вторжения врагов, к заблудшим собратьям отношение было самое суровое. Здесь, в Англии, нравы были другие, но они могли перемениться в подражание Антиохии или Александрии. Однако, пока аббатом оставался Радульфус, в монастыре опасаться было нечего.— Очевидно, духовник Уильяма не считал его врагом — ни внешним, ни внутренним, — с мягкой настойчивостью сказал аббат. — Но пусть дьякон Зерло объяснит нам, в чем состояла суть расхождений, а юноша расскажет о мыслях хозяина перед смертью, чтобы мы с уверенностью знали, заслуживает ли Уильям Литвуд быть похороненным на монастырском кладбище или нет.— Говори! — повелел Герберт, так как Зерло, чувствуя себя виноватым, медлил. — И будь точен! Какие именно догматы искажал Уильям Литвуд?— Насколько помню, — покорно начал Зерло, — расхождений было не так уж много. В частности, два из них касались крещения младенцев. Помимо того, он испытывал трудности в понимании Троицы…«А кто их не испытывал! — подумал Кадфаэль. — Если бы с легкостью можно было постичь догмат троичности, все толкователи-богословы остались бы не у дел. А ведь ни один из них не согласен с мнением другого!»— Уильям говорил, что если первый — Отец, а второй — Сын, то как они могут быть совечны и единосущны? И еще он не мог понять, почему Дух равен Отцу и Сыну, если Он исходит от Обоих?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12