Так началось феерическое пребывание Генриха Валуа в Венеции. На следующий день после своего триумфального появления в лагуне он покинул Мурано и переправился на Лидо на великолепном флагманском корабле. Экипаж из более чем трехсот пятидесяти рабов во всем лиловом и в остроконечных шапочках, украшенных лилиями, доставил его с одного острова на другой. На Лидо его ожидал еще более пышный прием. Гостя встречала величественная триумфальная арка Андреа Палладио. Он был принят Сеньорией и патриархом. В храме Святого Николая хор пел Те Deum в его честь. Затем он был приглашен на борт «Буцентавра» — судна, с которого венецианский дож в праздник Вознесения обручал Венецию с Адриатикой, бросая в море золотое кольцо. Генриха поместили на корме — на троне под балдахином.
— Мой отец был там инкогнито! — вставила Мариетта. — Он затерялся среди команды, чтобы тайком сделать несколько набросков с короля, которые потом пригодились ему в работе над картиной.
Олимпия пропустила это замечание мимо ушей и продолжала свой рассказ:
— С борта «Буцентавра» Генрих Третий впервые увидел при свете дня грандиозное зрелище, которое представлял собой город дожей: дворец, базилика, библиотека, колокольня. «Как бы мне хотелось, чтобы матушка была сейчас со мной!» — воскликнул он, преисполненный восхищения. Словно эхо вторили ему пушки всех галер, стоящих на якоре против Святого Георгия. Зазвонил огромный колокол на площади Святого Марка, а за ним и все колокола города.
Как только новый король Франции ступил на венецианскую землю, для него потянулась вереница нескончаемых празднеств, пиров, балов и торжеств. Олимпия не в силах была перечислить всего и назвала лишь некоторые из них: торжественный банкет в огромном зале Совета Десяти, театральная постановка в исполнении труппы «Ревностные», экскурсия в Адмиралтейство, где в его присутствии за рекордно короткое время было собрано судно, завтрак в герцогском дворце, где столы были декорированы скульптурами из сахара, регата на Большом канале, прогулка по улице Галантерейщиков, торговой артерии города, где король накупил кучу драгоценностей, фехтовальный турнир, на котором свое искусство продемонстрировали лучшие из лучших, сеанс изготовления стекла в печи Мурано, установленной на плоту, бой между жителями районов Кастелло и Святого Николая, вооруженными заточенными тростями, и наконец, кульминация его пребывания в Венеции — грандиозный бал, на котором двести патрицианок с головы до ног в золоте и жемчуге танцевали падовану, пассе-э-меццо, гальярду. Помимо этих официальных празднеств, король испросил разрешения, которое ему было тут же дано, на галантное свидание с куртизанкой Вероникой Франко. Позднее она призналась: «Хотя он явился, скрывая, кто он на самом деле, сердце мое так воспылало, что я едва не лишилась чувств. Поняв, что со мной, он снисходительно принял от меня на память мой эмалевый портрет».
— Написанный моим отцом, — уточнила Мариетта.
По-прежнему не обращая на нее ни малейшего внимания, Олимпия продолжала:
— Однако был еще один визит короля к куртизанке, который держался в большом секрете. Ею была не кто иная, как Атика. По лестнице, приставленной по его просьбе к особняку Ка Фоскари, где он остановился, Валуа несколько раз покидал свое жилище незаметно для всех. И инкогнито добирался до дома египтянки, от которой ему нужны были дипломатические сведения самого секретного свойства. Однако двадцать второго июля поутру его отсутствие было все же замечено слугами-итальянцами. После ночной эскапады на улицу Терпимости он вернулся к себе лишь в середине дня. Между полуночью и полуднем он обговаривал с Атикой детали политического и военного союза Франции и Турции. В последний свой визит он презентовал ей болонку, привезенную из Польши. Возможно, однако, не только болонку, но и некий весьма опасный секрет, за который она и поплатилась. Генрих Третий покинул Венецию двадцать седьмого июля, Атика умерла седьмого августа. Каких-то десять дней… слишком мало, чтобы я могла поверить, что причина ее смерти в чем-то ином…
После этих загадочных слов Виргилий и Мариетта вынуждены были распрощаться с Олимпией. От нее они узнали столько нового и неожиданного, что сразу по горячим следам даже не могли обсуждать все услышанное. И потому молча, погруженные в свои мысли, направились по другому указанному им следу.
Может ли быть более простой адрес, чем адрес Лионелло Зена, проживающего во дворце Зен на набережной Зен в Каннареджо? В двух шагах от дома Тициана. Окна дворца Зен выходили на просторную площадь, окаймленную деревьями и окруженную постройками ордена Крестоносцев. О принадлежности к ордену свидетельствовала эмблема — три латинских креста на трех скалах, — выбитая повсюду: и на церковных стенах, и на монастырских, и на стенах богадельни и часовенки. Перед тем как постучаться во дворец, чей фасад был украшен фресками работы отца Мариетты и Андреа Скьявоне, они зашли в церковь Пресвятой Девы и осмотрели полотна на стенах часовен, поперечного нефа и ризницы: «Вознесение Пресвятой Девы», «Введение Иисуса во Храм» Тинторетто, «Мученичество святого Лаврентия» Тициана. На последней отблески касок, света факелов, кирас, пламени костра и зенитного света рвали темный колорит картины. И темой мучений, и своими мрачными тонами, и следами пальцев художника она напомнила им «Истязание Марсия».
Выйдя из церкви, они чуть было не столкнулись с монахом ордена Крестоносцев и паломником, которые поддерживали человека об одной ноге, по-видимому, из богадельни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95