Она знала, что школы и университеты под наблюдением, но не представляла, что может оказаться в числе тех, кого ищут. Она ни в чем не виновата, кроме того, что кое с чем не согласна. И еще ребенок, растущий у нее внутри. Первые же волны арестов должны были насторожить ее. Но инстинкт не сработал.
24
Джульетта не сразу услышала телефон. Смотрела на него, ничего не понимая. За окном уже стоял обычный для этого времени года серый день. Она сняла трубку и услышала голос матери.
– Джульетта, как хорошо, что я тебя застала!
В трубке звучит классическая музыка. Воскресное утро в Целендорфе.
– Не хочешь прийти к нам сегодня на ужин? После репетиции.
Она ответила односложно, потом стала подыскивать отговорку, хотя мать никогда не была сильна в распознавании полутонов.
– Придут Хольрихи. Ты же их любишь! Они спрашивали, будешь ли ты. Когда премьера?
Она ответила. Уже в четвертый раз. И мать, конечно, опять забудет.
– Достанешь нам контрамарки или как?
Да. Конечно, достанет. Странно только, что мать просит ее об этом. Может, дело в том, что теперь она танцует в Немецком оперном театре, а это, что ни говори, престижное место. Это вам не школьный спектакль. И даже не крошечная роль в какой-нибудь оперетке.
– Я уже послала папе четыре билета. Он ничего тебе не сказал?
– Нет. Впервые слышу.
– Может быть, вам стоит почаще разговаривать друг с другом?
В ее тоне слышалась агрессия, но мать сделала вид, что не заметила.
– В восемь приходи, хорошо? Удачи на репетициях.
Будто ее это интересует! Джульетта положила трубку. Ужин с родителями и Хольрихами. Нет, невозможно! Мать переигрывает, может, из-за того, что после той ссоры в машине их отношения заметно испортились. Наверное, поэтому ее и зовут? Пикировка в присутствии друзей. Предложение о перемирии. Возможность похвастаться успехами дочери. Все, мол, у них нормально. Хольрихи знают ее с младенчества. Людвиг Хольрих, самодовольный пруссак, считающий себя неотразимым, был начальником отца. После падения стены для своего удовольствия продавал на Фридрихштрассе бананы – «этим восточным обезьянам», как он выражался. У них с отцом было кое-что общее: почти иррациональное неприятие Восточной Германии и презрение к ней.
До премьеры четыре дня. Придумать отговорку нетрудно. Устала на репетиции. Нужно зайти к костюмерше. Дополнительный прогон – их нередко назначают без предупреждения. До премьеры она сумеет оттягивать встречу. Но что потом?
Постепенно до нее дошла вся непереносимость ситуации. Она не может больше встречаться с отцом. Она отказывается оставаться его дочерью. Снова и снова перед глазами вставали картины последней ночи с Дамианом. Она не знала, как с этим жить. Ей так и не удалось понять свое истинное к этому отношение. Она поймала себя на том, что тело ее при этом сжимается, как от неприятных прикосновений. Они никогда не видели друг друга, были чужими людьми, когда встретились впервые. Их любовь была подлинной. И все-таки с самого начала – противоестественной.
Позор.
25
– Почему ты не пришла вчера к нам?
Голос звучал странно. Джульетта проснулась всего несколько минут назад.
– Репетиция затянулась, – соврала она. – Я слишком устала.
– Но ты могла хотя бы позвонить?
Ей отвратителен даже его голос. Она постаралась взять себя в руки, но все попытки придумать подходящую отговорку приводили только к одному: ее отвращение к нему все усиливалось. Она подыскивала фразу, которая мгновенно вывела бы его на чистую воду, сорвала с него маску, не оставив путей для отступления. И страшилась этого. Господи, ее отец! Нет, не ее отец. Маркус Лоэсс. Человек, на совести которого смерть Луизы. И в некотором смысле смерть Дамиана. Если бы он сказал ей правду! Если бы он только протянул ему руку! Но он по-прежнему изображает неведение. Почему Дамиан лишил себя жизни? Скорее всего из-за него!
Кое-как закончив разговор, она выбежала из квартиры. С колотящимся сердцем вскочила в поезд подземки и оказалась среди мрачной толпы пассажиров, большинство из которых изучали спортивные страницы понедельничных газет.
Поднимаясь по лестнице в зал, она заметила небольшую типографию. Остановилась, подумала немного, вошла и заговорила со служащим. Тот протянул ей пустой лист, она что-то написала и отдала ему.
– Успеете до четверга? – нервно спросила она. Служащий кивнул.
– Конечно. Не волнуйтесь. Мы всегда печатаем их только в среду.
Джульетта вышла, чувствуя некоторое облегчение.
Но беспокойство тут же вернулось. Три дня. Самое позднее вечером в среду она увидит его. Родители не устоят перед искушением прийти за кулисы. Первый сольный выход. В одном из лучших театров страны. Она прямо-таки слышала, как отец хвастается перед коллегами. Его Джульетта. Его дочь. Пусть все знают. Джульетта Баттин танцует соло в «Танго-сюите» вместо Марины Фрэнсис. Это ведь и его триумф. Перед коллегами, которые захотят прийти. Перед матерью, которая за все эти годы ни разу не поддержала ее в работе. А теперь она больше чем обычная танцовщица, она – самостоятельная величина. Не просто нимфа в трико и пачке, из тех, что похожи одна на другую как две капли воды, по чьим силуэтам взгляд зрителя только скользит не задерживаясь. На нее будут направлены взоры двух тысяч зрителей на протяжении всего танго, и каждый будет знать, кто она.
Кто она?
Эта мысль повергла ее в дрожь, одновременно придав ей сил. Она закончила танец без единой помарки. Удалась каждая деталь сложнейшей хореографии. Тело слушалось. Она ощущала признание коллег. Они согласились с тем, что она вносит в постановку что-то особенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129