Ведь лучшие танцоры, я имею в виду действительно хорошие, совсем не ангелы. Из-за конкуренции. Примерно так же, как у нас в балете. Вспомни, как было у Бежара . Или Баланчина . На любого, кто решится на что-нибудь новое, немедленно набрасываются конкуренты. А Дамиан действительно чертовски хорош. Но иногда делает смешные вещи. Поэтому вызывает раздражение у себя в Буэнос-Айресе. Кроме того, он совершенно не подходит для танго на сцене. И это чувствуется.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ну, сгущая краски, скажем так: он умеет читать и писать. В некотором роде интеллектуал. А миру танго это несвойственно. Танго идет снизу, из бараков, из грязи. С большинством танцоров танго старшего поколения, которые зарабатывали этим на жизнь, невозможно сказать и двух слов. Они работают, что называется, на другой частоте. Совсем на другой. Пойми меня правильно. Часто это очень милые люди. Но если ты знаешь их язык, то довольно скоро поймешь, что мыслями они весьма далеки от тебя.
– Так, значит, ты уже бывал там?
– Конечно. Не побывав в Аргентине, понять этот танец невозможно. Мне кажется, на свете вообще существует не так уж много вещей, которые были бы столь же сильно привязаны к месту, как танго. И не только танец. Прежде всего музыка. На самом деле территориальная привязка могла бы быть еще более узкой. Несколько перекрестков, напичканных кафешками и барами, несколько сотен рифмованных строчек и набор мелодий – вот что такое танго. Но если ты не знаешь всех этих тайных уголков, можешь проторчать в Буэнос-Айресе две недели и никак с этой средой не соприкоснуться. Параллельный мир со своими собственными законами. Пятнадцать лет назад казалось, что танец полностью вымер, но никого это особенно не волновало.
– Чем же заканчивается история?
– Джулиан закалывает меня – ты это видела – и оказывается в тюрьме. Джулиана беременна от него, но он об этом не знает. Он узнает только, что в Париже она вышла замуж, и проклинает ее.
– Как-то слишком уж мрачно.
– Дальше еще хуже. Через двадцать лет он выходит из тюрьмы, снова начинает танцевать и каким-то образом оказывается в Париже, где тем временем начинается бум танго. На одном из балов встречает молодую девушку, которая танцует так, как было принято двадцать лет назад. Он спрашивает ее, откуда она знает эти шаги. Та отвечает, мол, от матери. Он хочет познакомиться с ее матерью, и voila : это Джулиана. Джулиан танцевал с собственной дочерью и узнал ее по стилю танца.
– Ага, значит, все-таки happy end ?
– Нет, в танго такое невозможно. Разумеется, Джулиан и Джулиана все еще любят друг друга, к тому же Джулиан очарован собственной дочерью. Он хочет, чтобы они обе убежали с ним. Но Джулиана связана традиционными представлениями о том, что можно и чего нельзя. Она не может решиться на неопределенное будущее. Они танцуют прощальное танго, танго несбывшейся любви. Потом Джулиан уходит и лишает себя жизни.
– Да, ужасно.
– Я тоже так думаю. Но я не хореограф. С точки зрения танца все поставлено гениально. Никто не сделал бы лучше. Сцена узнавания дочери просто сказочная. За это-то они все его и ненавидят, я думаю. Обычное танго-шоу через пятнадцать минут становится невыносимо скучным. Я видел несколько десятков. Все время одно и то же. Дамиан же делает что-то особенное, изобретает свои фигуры, вкладывает в них собственный смысл. И это действует, да еще как. Ты все видишь и чувствуешь, хотя и совершенно не понимаешь, каков механизм воздействия. Дамиан работает почти как Вагнер в «Кольце Нибелунгов» – на лейтмотивах, которые все время чуть-чуть изменяются. Для этого нужен ум, а в мире танго им обладают немногие…
Одно предложение поразило ее: «За это-то они все его и ненавидят»… За три недели знакомства она кое-что узнала о Дамиане: он настоящий трудоголик, любит макароны, терпеть не может телевизор; ему нравятся дорогие вещи, особенно одежда. Он не любит готовить, но уж если делает это, то на продуктах не экономит; принимает душ три раза в день, едва ли не помешан на чистоте собственного тела; предпочитает заниматься любовью во второй половине дня при особом освещении, окрашивающем ее тело в пастельные тона. Она наслаждалась тем, что он ведет себя с ней так, словно она принцесса – придерживает для нее дверь, подает пальто, помогает сесть за стол. Но ничуть не меньше наслаждалась она прямотой и искренностью его желаний – они занимались любовью в местах, совершенно для этого не предназначенных: в раздевалке бассейна или в ее машине по пути домой с вечеринки. Его образ, сложившийся у нее в голове, имел, конечно, пробелы и белые пятна. Но никоим образом не сочетался с этой фразой: «За это-то они все его и ненавидят»…
Как можно его ненавидеть?
8
Об этом она узнала от Клаудии, державшей танцевальную школу в Штеглице. Дамиан преподавал у нее.
– Зайди ненадолго, – предложил он однажды, когда она подвезла его туда.
– Зачем?
– Познакомишься с Клаудией. Она симпатичная, тебе понравится.
Клаудиа оказалась высокой худощавой женщиной с коротко стриженными черными волосами и голубыми глазами. Когда Джульетта с Дамианом вошли в здание, она стояла, облокотившись о конторку, и разговаривала по телефону. На ней была узкая черная футболка, оставлявшая открытым живот, и широкие синие шелковые брюки. По ее виду можно было бы предположить, что она преподает йогу или китайскую гимнастику. Сквозь огромные стеклянные двери, отделявшие холл от танцевального зала, были видны десять – двенадцать пар, танцующих танго. Клаудиа повесила трубку, поздоровалась с Дамианом, поцеловав его в обе щеки, и протянула руку Джульетте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129