На нее с любопытством смотрели другие танцовщицы. «Почему он заставил именно ее повторять эти шаги? – казалось, вопрошали их взгляды. – Почему ее, эту новенькую? Почему не меня?»
– Вот это. Остановись! – Ван Дрисшен подошел к ней. – Тереза, у тебя это записано?
– Да. Именно так, как она делает. Только ты, пожалуй, слишком монотонна, Джульетта. Будто у тебя на голове поднос.
– Точно! – закричал ван Дрисшен. – Именно так. Интересно, почему так лучше смотрится?
Мэгги поморщилась.
– Как это лучше? Это же неправильно.
– В примечаниях говорится… – начала было Тереза. Но ван Дрисшен ее перебил:
– Никаких примечаний. Джульетта, покажи-ка еще разок. Там… дара-там-там… там… да, видите?
Она снова повторила движение и остановилась. Ситуация была ей неприятна. Она оказалась недостаточно внимательна. Конечно, она могла разрешить пируэт в четвертую позицию, не изменяя высоты. Но это уже не балетная позиция. Это танго. А то, что они танцуют, никакое не танго, а тангобалет. Она просто недостаточно собралась. Что часто случается с ней в последнее время. Все вокруг растворилось вдруг в музыке, в ее воспоминаниях.
– Нет, не так, – закричал режиссер. – Как раньше. Она снова начала последовательность, ощущая известное удовлетворение. Вся хореография какая-то разорванная. Она кое-что изменила всего лишь в двух тактах, следуя за мечтательной самоуглубленностью музыки, и эффект сразу же был замечен.
– Как ты до этого додумалась? – спросил Хеерт. – Откуда ты это взяла?
Джульетта пожала плечами.
Мэгги Коулер казалась недовольной.
– Хеерт, ты отклоняешься от оригинала, – сказала она.
– Оригинал, оригинал… Мне нравится это движение. Позови остальных. Хочу посмотреть в группе. Ребятки!..
Ван Дрисшен велел станцевать оба варианта. Первоначальное покачивание голов между позициями придавало движению глубину, явно противоречившую музыке. Изменение тут же все исправило. Сдержанное спокойствие движения в сторону сообщало всей картине определенную напряженность. Но сам эпизод моментально пробудил в коллегах неприязнь. Заметнее всего она проявлялась у Энски, которая стояла в углу, отчаянно кусая ногти.
– Это невозможно, – сказала Мэгги.
– Почему?
– Потому что неправильно. То, что танцует эта девушка, не имеет отношения к балету. Тереза, что там в записях?
– Она права, Хеерт.
Тот резко прервал их:
– Поговорим об этом позже.
2
Дни. Недели. Месяцы.
Время не остановилось тогда, пятого декабря. Просто Джульетта перестала его замечать. Она без труда могла вызвать в памяти последовавшие за тем днем события, но, вспоминая их, ничего не чувствовала. Несколько часов она пролежала в комнате у Линдсей. Потом там словно по волшебству появился ее отец. Похоже, он сходил с ума от беспокойства и, обнаружив ее целой и невредимой, испытал столь сильное облегчение, что даже не стал ни в чем упрекать. Она, правда, понятия не имела, как он ее нашел. Может, Джульетта сама сказала Линдсей, в каком отеле нужно его искать? Обратный перелет. Мать, встречавшая их в аэропорту. День, вечер и ночь в Целендорфе, в ее бывшем доме, в бывшей детской с фотографией Нуриева и Марго Фонтейн на стене. Родители суетились вокруг нее, но не протестовали, когда на следующий день она настояла на том, чтобы вернуться в свою квартиру. Ей хотелось побыть одной.
Каким-то образом время все-таки шло, миновали многочисленные праздники. Она занималась в студии в Шарлоттенбурге, заглушая тренировками мрачные мысли. Вставала в шесть утра и двадцать раз проплывала дорожку в Шпреевальдском бассейне, уходя оттуда еще до того, как в душевой появлялись первые студенты. В день рождения подруги – Ария и Ксения – пригласили ее в новый, только что открывшийся французский ресторан на Лаузитцерплац. Вокруг сиял новый Берлин. Раздавался южнонемецкий говор, обсуждались акции, биржевые сделки. Джульетта не рассказала подругам о том, что произошло в Буэнос-Айресе, да они и не расспрашивали. Ее взаимоотношения с мужчинами до сих пор никогда не были достойной обсуждения темой. Позже подруги пробежались еше по нескольким клубам и разошлись только в три утра. Все происходящее Джульетта видела словно сквозь плотную пелену тумана. Когда перед ее глазами появлялись высокие, хорошо одетые мужчины, болтавшие с элегантными молодыми женщинами, мысли невольно возвращались в интерьеры «Альмагро» и кафе «Идеал». Она вдруг поймала себя на том, что разговаривает с одним из этих мужчин. Его звали Арне, родом он оказался из Дюссельдорфа и в течение получаса подробно объяснял ей, почему Берлин превратился в один из мировых центров интернет-дизайна. Потом предложил потанцевать, а когда она отказалась, принес бокал шампанского, из которого она отпила половину. Потом спросил, не хочет ли она пойти к нему. Она покачала головой, попрощалась с подружками и попросила вызвать такси.
А позже, лежа в кровати, кусала до крови косточки пальцев.
3
Задним числом все, что делал отец, стало казаться логичным и понятным. Да, он вел себя как ревнивый любовник. Но больше ни в чем упрекнуть его было нельзя. Он беспокоился о ней и потому заранее, не уехав еще из Берлина, связался с родителями Дамиана.
– И ты им позвонил?
– Да.
– Когда?
– В субботу.
– С кем ты разговаривал?
– С господином Альсиной.
– Что ты ему сказал?
– Что я беспокоюсь, потому что ты внезапно сорвалась и улетела в Аргентину и мы даже не знаем, как с тобой связаться. Я попросил их передать Дамиану, что ты поехала к нему.
– Ты все ему рассказал?
– Нет.
– А что рассказал?
– Что вы познакомились в Берлине, сблизились, потом поссорились, и ты полетела вслед за ним, не сказав нам ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129