Знакомое чувство веселья охватило ее.
— Ты что-то еще придумал?
Склонясь к ее уху, он стал шептать ей о том, чего она еще не испытала. Страсть, охватившая ее, передалась ему.
— Ты не посмеешь!.. — прошептала она.
— Еще как посмею! — усмехнулся он.
Когда Кэйт представила себе это, краска залила ее лицо.
— Я никогда не допущу этого! Это возмутительно!
— Это восхитительно!
— Это цинично!
— Это даровано небесами! — возражал он.
— Я не хочу даже говорить об этом.
— И не надо. Я тоже предпочитаю делать это, а не обсуждать. Пойдем вниз, пока Мэнди не проснулась. Мы запремся там и сделаем что-нибудь такое, что нам запомнится. — Он провел языком по шее Кэйт, и острая дрожь прошла по ее телу. — Вот так-то, Кэти, милая! Тебе покажется, что ты в раю!
Она наклонилась к нему, охваченная жаром соблазна, бессильная противостоять тому, что он предлагал ей.
— Я, кажется, действительно умру от унижения.
— Со мной — никогда. Все, что я буду делать с тобой, заставит тебя испытать прекрасные чувства и нежную ласку. Запомни: все, что происходит между нами, — свято.
— Нет… Может быть, как-нибудь… Он хмыкнул и подхватил ее на руки.
— Никакая женщина не может предстать перед судом по обвинению в убийстве, если она не испытала всего, что для нее уготовано…
— Закария! — взвизгнула она. — Я не позволю тебе этого делать!
Он заставил ее замолчать поцелуями, от которых все чувства ее пришли в смятение и иссякли силы сопротивляться тому, что она считала постыдным. Они выскользнули из комнаты и спустились по лестнице. Зак внес ее в комнату, запер дверь и положил на кровать.
— Я действительно и думать не могу о том, чтобы позволить себе что-то непристойное… — вяло промолвила она.
Он вытянулся рядом с нею и пробежал рукой по ее телу. Склонив к ней голову, он ласково хватал губами мочки ее ушей, шею, рот.
— Клянусь тебе, я сделаю все как надо. И ты не будешь ни о чем думать. Кэти, девочка, только чувствуй, не думай ни о чем…
Когда все завершилось, она вновь убедилась, что он прав. В голове ее не было ни единой мысли. И не успел Зак закончить, как она почувствовала себя в раю.
ГЛАВА 21
Ощущение райского блаженства сохранялось у Кэйт весь день. Оно было при ней во время последнего завтрака с дочерью и в фургоне, увозившем ее в город. Оно сохранилось, когда ее доставили в тюрьму и заперли в камеру, и даже втечение первой ночи, проведенной ею в заключении. Это ощущение помогло Кэйт преодолеть отчаяние, подступившее к ней, когда она вспомнила слова Миранды при расставании: — Я люблю тебя, мама!
Эти слова бередили ее душу всю ночь. Сколько раз она вспоминала, как к ней прижималась дочь, такая маленькая и беспомощная, доверчивая и милая! Сколько раз Кэйт преследовал запах ее волос, прикосновение ее губок! Как цеплялись за нее ручки девочки, когда пришло время расставаться!
«Я буду беречь ее всю жизнь», — обещал Зак, и только это приносило ей облегчение. Что бы ни сулила ей судьба, Миранда будет в безопасности.
Рассвело, хотя Кэйт казалось, что утро не наступит никогда. Да, она сидела в камере, но свет победил ночь, город пробудился и занялся своими делами. Из окрестных домов доносились приятные запахи свежесварен-ного кофе и поджаренного бекона. Она услышала стук дверей и собачий лай, возвещавший о приходе нового дня. Где-то квохтали куры.
Помощник шерифа, долговязый светловолосый малый по имени Рассел, принес Кэйт завтрак: яйца, тосты, чернику и молоко.
Окно в камере Кэйт смотрело во двор. Через силу заставив себя поесть, она встала, вцепилась в прутья решетки и прижалась к ней лицом. Вдыхая свежий утренний воздух, она старалась не думать о серых стенах камеры. Они наводили на нее панику, пробуждали тоску и давили на сознание, постоянно напоминая, что она взаперти и не может выйти оттуда, что теперь ее мир — это узкая кровать, маленький .стол и ночной горшок. Ее одежда была такой жесткой и тесной, что вызывала у Кэйт содрогание, но сменить ее она не могла. Если вдруг случится пожар, неизвестно, успеют ли ее спасти. Вспомнят ли о ней? Она в западне.
Постарайся не думать об этом, уговаривала себя Кэйт. Пожар вряд ли произойдет. Глупо пугаться и терзать себя плодами собственного воображения.
Она разглядела, как у дальних дверей здания суда остановился кабриолет. На склоне холма перед нею теснились обшарпанные домики. Когда-то они были беленькими и чистыми. Их окружали ограды из штакетника. Слыша доносившиеся оттуда голоса, Кэйт представляла себе, как женщины остановились поболтать на улице, чтобы отдохнуть от хождения по магазинам и лавчонкам. В отдалении она видела женщин, развешивающих белье. Боже, как мучительно хотелось Кэйт пойти домой и заняться привычными делами.
Почти все утро она просидела на койке, бессильно уронив руки на колени. Через стену находилась контора шерифа, оттуда доносились голоса. Зак обещал в это же утро пойти к судье и убедить его ускорить судебную процедуру. После этого он должен был прийти к ней и рассказать, как идут дела. Кэйт напряженно ждала его; минуты тянулись бесконечно долго. Но она знала, что Зак всегда исполнял свои обещания. Значит, он придет.
В полдень принесли и унесли пищу. Кэйт к ней не притронулась. Она не могла есть. Кэйт знала, что прошел еще один час, поскольку спрашивала про время у шерифа или его помощника, когда они проходили мимо решетки. Их дверь была рядом. Два часа дня. Три. Скоро уж сумерки, а Зака все нет. Кэйт не притронулась к пище и вечером. Когда ее унесли, Кэйт прилегла на кровать, глядя, как сгущаются сумерки, и, думая, куда запропастился Зак.
Она перебирала множество причин, одна ужаснее другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101