Губы Одри слегка приоткрылись, и Джиллиан немного наклонила кружку. Она смотрела, как Одри жадно глотает воду, и невольно несколько раз провела языком по своим пересохшим губам. Не получив дополнительной порции воды, она отдала Одри свою, чтобы та почувствовала хоть какое-то облегчение от снедавшей ее лихорадки. Но Джиллиан прекрасно понимала, что этого слишком мало.
А еще этот холод… Неотступно преследующий холод. Она ужасно боялась, как бы это не стало той последней каплей, которая и убьет Одри.
Джиллиан зябко повела плечами и в очередной раз поправила сестре одеяло — жалкую тряпку, которая не могла остановить непрерывную дрожь, сотрясающую худенькое тело. С каждым часом, проведенным у изголовья сестры, Джиллиан все неотступнее преследовало воспоминание детства. Их мать умерла от воспаления легких, когда они с Одри были еще совсем маленькими. Джиллиан почти не помнила красивое мамино лицо, но что навсегда врезалось в память, так это ее кашель. Тяжелый, удушающий, протяжный, он с каждым днем становился все сильнее и сильнее, пока…
Вдруг в горле у Одри что-то захрипело, и Джиллиан буквально перестала дышать. Краем глаза она увидела, как Кристофер резко сел на койке. Он уже начал вставать, когда Одри вдруг опять задышала нормально. У Джиллиан слезы выступили на глазах от радостного облегчения, к которому добавилась благодарность их новому другу за внимание.
Возле трапа, ведущего на палубу, послышался какой-то шум, и, повернувшись, Джиллиан увидела, как Уилл Свифт устремился вверх по ступенькам. На полпути он остановился перед хорошо знакомой широкоплечей затянутой в черное фигурой. Следом за капитаном спускался и первый помощник. Свифт заговорил громко и испуганно, его слова были отчетливо слышны в наступившей тишине:
— У меня приказ господина Барретта, капитан. Вам нельзя сходить вниз, к этому отребью.
Даже с такого большого расстояния Джиллиан увидела, как окаменело лицо капитана. Его резкий ответ прозвучал, как удар бича:
— Убирайся с дороги!
Свифт попятился назад, в явной панике уступая дорогу капитану. Джиллиан находилась за койкой Одри и поэтому могла, не боясь быть замеченной, наблюдать за происходящим. Капитан медленно шел по узким проходам между койками, и новая волна презрения к этому человеку захлестнула Джиллиан.
Мерзавец… В темных глазах не было и следа сочувствия. Его взгляд рассеянно скользил по неимоверно грязному полу, тесно сдвинутым койкам, будто все увиденное было в порядке вещей.
Джиллиан вся напряглась, когда он на секунду приостановился около их коек, глянул на нее, на лежащую Одри и, не сказав ни слова, двинулся дальше. Несколько минут спустя он с бесстрастным выражением лица уже поднимался обратно на палубу.
Негодяй… негодяй… какой же негодяй с трудом сдерживая слезы отчаяния, Джиллиан повернулась к Одри. Он все это сделал специально, чтобы лишний раз порисоваться — вот он я, капитан, я здесь царь и бог! Даже пальцем не пошевелил, чтобы как-то помочь несчастным страдальцам, заживо погребенным в трюме!
Дрожа от волнения, Джиллиан наклонилась, чтобы погладить горячую щеку Одри, и ее произнесенные едва слышным шепотом слова прозвучали, как клятва:
— Одри, я обязательно что-нибудь придумаю…
Увидев, что Джиллиан что-то шепчет на ухо своей сестре, Кристофер посмотрел в сторону трапа. Капитан на миг остановился, обернулся и таким взглядом посмотрел на девушку, что юноша едва не подпрыгнул от изумления.
Так вот, значит, что…
Джиллиан ничего не заметила. Кристофер видел на ее измученном лице неподдельное отчаяние. Одри металась в забытьи, и, судя по всему, жить ей осталось не больше недели.
— Что все это значит, капитан?!
Джон Барретт просто раскалился от злости! Приказать ему явиться к себе в каюту и даже не дать возможности закончить завтрак — это самое настоящее надругательство! Не желая подчиняться возмутительному требованию, он раздраженно указал на дверь обоим неотесанным болванам, которых прислал капитан. В ответ они схватили его и насильно, как какое-то отребье, притащили в каюту капитана!
И вот он стоит здесь, его крепко держат за руки два здоровенных матроса, а капитан, этот хам, сидит в своем кресле и даже не удосужился поднять на него глаза!
Коренастая, приземистая фигура Барретта буквально распухала от сдерживаемой ярости. Его бычья грудь бурно вздымалась, глаза выпучились, и он непроизвольно облизывал губы, что было признаком предельного возмущения. Он все больше и больше становился, похож на огромную жабу, особенно когда дергался, пытаясь освободиться от железной хватки матросов.
— Прикажите своим людям немедленно отпустить меня или, клянусь всеми святыми, вы горько пожалеете об этом…
— Советую вам выбирать выражения, Барретт. — Дерек Эндрюс поднял взгляд от лежащего перед ним на столе гроссбуха и холодно в упор посмотрел на суперкарго. Потом неторопливо встал из-за стола и добавил: — Похоже, вы вляпались… и вляпались весьма прилично.
— Значит, я вляпался! — в уголках толстых губ Барретта запузырилась слюна. — Я что вам сказал, Эндрюс? Прикажите вашим людям отпустить меня!
— Мои люди отпустят вас, когда я сочту это нужным, и не раньше. На данный момент я не вижу никаких причин для такого приказа.
— Да я вас… — Барретт безобразно задергался между двух матросов, пытаясь справиться с бешенством. Наконец он овладел собой. — Ладно, капитан, ваша взяла. Чего вы от меня хотите?
— Всего лишь убедительных разъяснений по поводу условий, в которых содержатся люди внизу.
— Условия внизу? — Барретт сделал непроизвольную попытку шагнуть вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133