– Нашла в одном из чемоданов.
Он молча смотрел на нее.
– Я изучала карту и пришла к выводу, что мы должны держать курс... – тут она положила компас на карту, – ... должны... да, вот именно. – Она взяла протрактор и закончила: – 40 градусов на юг. Или, может быть, 60? Нет, 40 градусов на юго-запад, а не на юг.
Маргарет вытащила карандаш (он был прикреплен к компасу) и заткнула его за ухо.
Хэнк ничего не ответил, проверил концы, затем ветер.
– Мы шли на запад, когда отчалили из порта на острове Дольфин, а вот здесь на карте – остров Кука.
Она еще долго что-то болтала, объясняла, как она вычислила правильный курс, потому что учла время и расстояние. Ей ни на секунду не приходило в голову, что самое главное – это течение и ветер.
Хэнк снова широко зевнул, а она все продолжала рассказывать, как она смогла найти курс, которого им следовало держаться.
Выдохнувшись, она протянула ему карту, указывая пальцем на цепь островов.
– Вот же. 40 градусов на юго-запад.
Хэнк подтянул парус, посмотрел на небо и повернул лодку на 60 градусов на северо-восток. Маргарет посмотрела на него, на карту, на солнце, на парус и на направление, в котором они двигались.
– Мне кажется, вы выбрали не то направление.
Хэнк, как всегда, хрюкнул что-то неразборчивое, что могло трактоваться в соответствии со вкусом собеседника. Богатейшая гамма бормотаний включала оттенки от простого «да» до утонченного «кому это надо?». Маргарет сложила карту на коленях.
– Вы не собираетесь учитывать мое мнение, не так ли?
– Нет.
– Я – взрослый образованный человек, мистер Уайатт, и почему бы вам меня не послушать?
– Думаешь?
– Да, – твердо сказала она.
– А как насчет безоговорочного доверия?
– А как насчет демократии?
– У меня – монархия. Кроме того, ты женщина, – Хэнк ухмыльнулся, – и у тебя нет права голоса.
У Маргарет даже рот открылся от неожиданности, а глаза сузились.
Он сдержал улыбку, хотя и с трудом. Она была очень рассержена. Отвернувшись в сторону моря, Хэнк продолжал дразнить ее:
– Нечего тебе лезть в бутылку, Смитти. У женщин свои способы.
Она еще сильнее рассердилась, даже суставы пальцев у нее побелели, так она вцепилась в сиденье, губы напряглись, но, надо отдать ей должное, она не попалась на живца. Он видел, что она обдумывает то, что он ей сказал. Она посмотрела на детей, которые наблюдали за их перепалкой, потом на море. Когда Маргарет обернулась к Хэнку, на губах ее играла улыбка, чего он никак не ожидал. Затем она рассмеялась искренне и без всякой задней мысли.
– О, я вполне вас поняла.
– Думаешь?
– Да. – Она сделала паузу, затем воинственно постучала в грудь кулаком и басом сказала: – Вуф-уф! Мужчина – охотиться, женщина – стряпать!
Хэнк сделал вид, что размышляет, потом поскреб подбородок и произнес:
– Неплохо сказано.
Нимало не смутившись, Маргарет сказала:
– По-видимому, вы и не представляете себе никакого другого, менее примитивного подхода?
Хэнк резко рассмеялся. Да, голова у нее варит.
– Быстро соображаешь. – Он помолчал, затем добавил со значением: – Для женщины.
– Как скажете, ваша милость. – Она одарила его самой сладкой из своих улыбок. – Вы же сами сказали, что у женщин свои способы.
Глава 5
– Эй, Смитти. Как настоящая женщина, знающая свое место, подай мне воды.
Маргарет медленно подняла глаза. Она занималась с Аннабель, пытаясь отвлечь ее. Но ребенок прыгал на коленях, упорно пытаясь уползти и осмотреть лодку. Аннабель не хотела играть, она хотела бы бросать повсюду галеты, крошить их, делать что угодно. Единственное, на что она не соглашалась, – это посидеть спокойно.
Лидия и Теодор два раза поссорились по поводу того, кому из них можно посидеть рядом с козой. Один раз из-за того, кто первый спросил, еще один – кто чье место занимает, и три раза из-за того, кто первый начал. Лидия надула губы, а коза гнусно блеяла.
Было очень жарко, Маргарет сидела вся красная, у нее от солнца жутко болела голова. Воздух был таким плотным, что казалось, можно плыть по нему. Маргарет натянула кусок брезента над собой и над детьми. Мокрые от пота волосы свисали на лоб, кроме того, вся она была в крошках от галет, а тут еще монарх повелел подать ему воды.
Хэнк снял свою сутану и остался в той одежде, которая, видимо, была надета на нем в тюрьме: в грубых холщовых штанах с веревкой вместо пояса и рубахе, на которой осталась только одна пуговица. Он остался полураздетым: виднелась его волосатая загорелая грудь и плоский, как стиральная доска, живот. Когда-то, может быть, год назад, его одежда скорее всего была белой, но сейчас превратилась в грязно-серую. Одной рукой он придерживал парус, а другой отстукивал какой-то противный мотивчик. Широкополая шляпа затеняла его лицо, и Маргарет не видела его выражения, но тут Хэнк сдвинул шляпу, зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть, затем почесал свой заросший волосами живот. Потом стал скрести подбородок, потом перешел к шее и занялся ею уже с такой силой, что Маргарет искренне недоумевала, почему он не поможет себе ногой. Она наблюдала за ним с беспредельным удивлением. Спустя некоторое время уже он воззрился на нее, как будто ожидая чего-то. Она улыбнулась с невинным видом.
– Ну...
– А что, вы что-то сказали?
– Воды. Дай мне воды.
– О, конечно. – Одной рукой она обняла Аннабель, а другой достала маленькую чашечку. – Позвольте вас обслужить.
Хэнк, с презрением оглядев сосуд, спросил:
– Откуда это взялось?
– Эта чашка? Я нашла ее в одном из чемоданов.
Она повернулась на сиденье к нему спиной. Ребенок засмеялся и захлопал в ладошки от радости.
– Ура! Ура!
«Да, Аннабель, это будет забавно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97