Будучи не всегда в достаточной мере строгим по отношению к дочери, Данте все же обладал здравым смыслом.
— Вижу, вы оба против меня, — мрачно заметил он, поворачивая к выходу. — Собственная жена и человек, которого я принял как сына.
Хозяин замка прошествовал к двери, а Каресса, будто извиняясь за мужа, грустно посмотрела на Родриго. Молодому человеку было жаль ее, но он твердо верил, что его линия поведения наилучшая для всех, включая Джульетту. Гость галантно предложил хозяйке руку и улыбнулся уголком рта: за последние месяцы ему стало ясно — Данте не способен сердиться на жену.
Они проследовали за принцем, и Родриго признал, что там, где дело касается Джульетты, Каресса — более надежный союзник, чем Данте. При этом он не удержался от вздоха сожаления: печально, что принц Монтеверди уже не так молод и гибок в суждениях.
* * *
С каждым днем пребывания в Санта-Лючии Джульетту все больше привлекала перспектива брака с Родриго да Валенти, хотя в течение нескольких недель она не признавалась в этом.
Становилось холодно и сыро, и девушка возненавидела продуваемые сквозняками коридоры, ходить по которым приходилось в неуклюжих открытых сандалиях — таково было требование к послушницам. Не полагалось им также ни накидки, ни плаща, так что завернуться было не во что. Хотя тяжелая ряса и оберегала от холода, Джульетта не возражала бы против дополнительной защиты от непогоды, особенно когда ее посылали по каким-нибудь делам на улицу.
Осень не отличалась особой суровостью, но дочь принца привыкла к теплу жаровни и потрескиванию углей в камине, изгонявшим сырость и промозглость из Кастелло Монтеверди. В Санта-Лючии ее приучали к тому, что комфорт обитательниц монастыря, особенно послушниц, не принимается во внимание. Такие вещи, как камины и дополнительная теплая одежда, — не самое главное в монастырской жизни, так что Джульетте, которую баловали со дня рождения, пришлось ко всему привыкать и приспосабливаться.
— Я же не буду меньше любить Бога, если мне тепло и я сыта, — как-то сказала она другой послушнице, сестре Луиджии, вскоре после своего не совсем обычного и унизительного прибытия в монастырь. Они сидели в трапезной, дожидаясь конца ужина. Разговаривать запрещалось. Тем не менее Джульетта именно этим и занималась, тихо шепча на ухо соседке.
Луиджия, воспитанная в здоровом уважении к правилам монастыря и в страхе перед монахинями, в ответ лишь слегка поджала губы и постучала ногой в сандалии по лодыжке Джульетты. Она даже не подняла глаза от чашки с polenta, густой овсяной кашей. Это прикосновение ногой, очевидно, служило предостережением, но та, кому оно адресовалось, не обратила на него внимания.
С соседнего стола, за которым сидела сестра Лукреция и другие монахини, донесся запах жареной колбасы. Послушница украдкой взглянула в ту сторону и заметила, кроме колбасы, еще и овощи. Что-то похожее на дичь. А по обе стороны стола стояли соусницы, из которых поднимались тонкие струйки горячего пара.
Довольно просто, но в сравнении с тем, что давали послушницам, настоящий пир. И как последний вызов, по крайней мере, для Джульетты, вдоль стола были расставлены глиняные кувшины с темным, густым вином… куда до него разбавленному водой сидру.
Луиджия еще раз, уже выразительнее, стукнула Джульетту по ноге. Слишком поздно. Сестра Елена, ответственная за новенькую и наблюдавшая за ней, подобно ястребу, только и ждущему малейшего проявления слабости у жертвы, поймала жадный взгляд подопечной. Именно своей наставнице и ее редкому таланту экономии девушка приписывала честь разведения сидра водой. Монахиня в упор уставилась на Джульетту, не сумевшую вовремя погасить голодный блеск глаз.
Третий удар по ноге заставил, наконец, дочь принца Монтеверди отвести взгляд от запретного. Девушка хотела рассердиться на соседку, но тут заметила, что на нее кто-то смотрит с главного стола. Зная заранее, кто это может быть, Джульетта приняла смиренную позу, более подобающую новенькой.
Быстро схватив ложку, она принялась за еду.
* * *
В течение первой недели Луиджия показала новенькой сад и познакомила с травами, которые сестра Маргарита использовала на кухне. Две монахини, обычно занимавшиеся с послушницами сбором трав, совещались о чем-то с сестрой Лукрецией, так что девушкам представился редкий случай поболтать.
— Моя семья живет во Флоренции. Отец — ткач, но у меня еще три сестры, поэтому для меня приданого не осталось, — рассказывала Луиджия. — Мне здесь не нравится, но что еще делать, разве только стать проституткой, — в последних словах прозвучала горечь.
Джульетта мгновенно прониклась симпатией к девушке. Ей даже стало стыдно за такое различие в положении.
— Я сама решила прийти сюда, — честно призналась она, почему-то чувствуя себя лицемеркой. — И мне тоже здесь не нравится.
Луиджия, высокая, гибкая девушка, примерно одного возраста с Джульеттой, изумленно уставилась на подругу:
— Но ты же красивая, да еще дочь принца. Тебе-то зачем становиться монахиней?
Не получив ответа, она смущенно прикрыла рот ладонью. Пальцы, испачканные землей, оставили на щеке грязный след.
— Прости, что лезу не в свои дела…
Джульетта вырвала нужный корень, стряхнула с него комки глины и тихо, не поднимая глаз, произнесла:
— Grazi, но моя мать говорит, что красота — это то, что у тебя внутри, в душе, а отец как-то заметил, что здоровое любопытство не приносит вреда. Даже если ты женщина.
Луиджия молчала, и Джульетта подняла голову. Девушки посмотрели друг на друга и обе неожиданно улыбнулись.
— Достаточно сказать, — добавила Джульетта, — что я не хотела выходить замуж за человека, выбранного отцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106