— Подстричь тебе волосы?— Конечно, тогда и тебе будет легче промыть их.Джеанна принялась ловко орудовать острым ножом. Волосы она подрезала совсем коротко, намного короче, чем принято. Щекочущие прикосновения ее пальцев к коже головы несказанно волновали его. Затем трижды взбила на его волосах густую мыльную пену, тщательно промыла, ополоснула чистой водой и осторожно расчесала.— Не так уж плохо, — промолвила она наконец, — отвар персидской ромашки прогонит оставшихся вшей. Побрить тебя или ты предпочитаешь, чтобы этим занялся кто-нибудь из твоих людей?Галеран бросил на нее быстрый взгляд.— Если б ты хотела перерезать мне горло, то уже сделала бы это.— Мужеубийц сжигают на костре.Некоторое время Галеран пристально смотрел на жену, пытаясь вникнуть в смысл ее равнодушного замечания, потом вздохнул и закрыл глаза.— Да. Побрей меня.Острым лезвием Джеанна скоблила его подбородок и щеки, срезая жесткую щетину, а он между тем раздумывал, сколько времени протянет в этой пустоте, прежде чем перережет горло самому себе.На миг ему померещилось, будто легкие пальцы коснулись его шрама, но он смолчал. Джеанна уже вытирала с его лица пену.— Теперь встань, я принесу еще воды и оболью тебя. Галеран встал. Невозмутимое спокойствие жены начинало раздражать его.— Ты забыла мне кое-что помыть.Джеанна вздрогнула и круто обернулась к нему. Он понял, что спокойствие ее напускное. Но, верная себе, она уже не отвела глаз.— Вода слишком грязная. Сначала ополосну тебя.Она окатила его чистой водой, намылила мягкую ветошь и без видимых колебаний принялась мыть его мужское достоинство. При первом же ее прикосновении Галеран затаил дыхание, а еще минуту спустя его плоть стала твердой.Рука Джеанны замерла.— Галеран…Неуверенность в голосе с головой выдала ее истинное душевное состояние. Этот голос робко просил о защите, в нем слышались покорность и согласие сделать все, что бы ни приказал Галеран. Если бы он велел: «Возьми меня в рот. Вылижи меня языком дочиста», — она повиновалась бы.Неужели все, что осталось между ними, — страх и чувство вины?— Дай-ка я сам. — Он взял из ее рук ветошь и быстро завершил мытье, потом вылез из кадки, сполоснув предварительно ноги от мыльной пены.Джеанна уже совладала с собою и ждала его, держа наготове согретый холст, но от Галерана не укрылось, что она потупила взор — она, гордая Джеанна, смиренно опускавшая глаза лишь в церкви! Он насухо вытерся, обернул вокруг бедер полосу чистой ткани и сел на скамью.И наконец произнес те слова, от которых прятался весь день.— Расскажи мне о Галлоте.Джеанна, складывавшая холст, застыла на месте.— Он мертв.— Знаю. Когда он умер?— Десять с половиной месяцев тому назад.Галеран понял, что это Джеанна помнила с точностью до дня, часа, биения сердца.— Как он умер?Джеанна до странности неловкими пальцами закончила складывать влажную ткань.— Просто умер, и все.— Дети не умирают просто так, Джеанна. У него была лихорадка? Горячка?Она повернулась к нему лицом.— Он просто умер. Он был весел и здоров, спал подле меня, я играла с ним, пока он не уснул…Галеран подумал, что Джеанна не станет больше говорить. Видя, как ей больно, он даже не знал, хочет ли услышать продолжение немедленно.— Разве капризничал чуть больше обычного. Не знаю… Я проверила какие-то счета, легла рядом с ним и тоже уснула. А когда проснулась, — тут ее голос упал до шепота, — он был уже мертв.Галеран все смотрел на застывшее в гримасе боли лицо, точно надеялся прочесть в нем ответ на свой вопрос.— От чего?— Не знаю.— Не прикидывайся дурочкой! Ты должна знать. Может, ты заспала его?— Нет, — не поднимая глаз, ответила Джоанна.— Джеанна, такое случается…Она резко обернулась к нему.— Я не могла его заспать! Такое случается только с пьяными, а я не была пьяна. Сон у меня очень чуткий, а ему было восемь месяцев. Даже если б я начала придавливать его во сне, он заворочался бы… — Ее губы задрожали, и она крепко сжала их. — Но он даже не пошевелился…— Он был болен?— Нет, нет… Несколько пятнышек на теле и личике, ничего опасного для жизни… Может, хватит на сегодня? Ведь все это уже прошло…— Тогда от чего, во имя господа, умер мой сын?Джеанна взглянула на него ледяными глазами.— Может, это я убила его. Ведь ты именно так думаешь, вслед за Гилом? Ты же погиб, как сказал нам странствующий монах. А Лоуик был здесь, рядом, и хотел занять твое место, но при этом не хотел, чтобы его место со временем занял твой сын. От младенца так просто избавиться. Закрыть ладонью рот и нос…— Для него — пожалуй.Джеанна переменилась в лице, и Галеран понял, что не он первый делится с нею подобными догадками.— Я спала в одной постели с Галлотом, — дрожащим голосом возразила она, — это было бы неосуществимо.— Может, ты спала в одной постели с ними обоими? Миловалась с Лоуиком у бездыханного тела моего сына.— Нет!Галеран вскочил со скамьи.— Клянусь Святым Распятием и Гвоздями, Джеанна, я доберусь до правды!Она поднесла к губам руку.— Галеран, не нужно больше обетов…На минуту воцарилась тишина, и эту тишину разорвал требовательный громкий плач голодного младенца. Джеанна прикрыла руками грудь, но Галеран успел заметить два мокрых пятна, расползавшихся по рубахе. Когда-то молоко начинало сочиться из этих грудей при крике его сына, теперь же они принадлежали ребенку Раймонда Лоуика.— Иди, корми, — проворчал он, и Джеанна выбежала из светлицы.Оставшись один, Галеран остервенело ударил кулаком в стену, едва не разбив пальцы в кровь. Об ублажении плоти он уже не думал. Конечно, можно призвать Джеанну снова, когда она покормит ребенка, но Галеран понимал, что не сделает этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126