Галеран позвонил в колокольчик у тяжелой дубовой двери, и в ней открылось окошко.— Я — Галеран Хейвуд. Пришел увидеться с женой.Окошко закрылось; дверь немедленно распахнулась.Страхи Галерана постепенно утихали.— Вы должны поговорить с матерью-настоятельницей, милорд, — сказала худенькая привратница и повела его за собой через чудесный монастырский сад, благоухающий цветами и травами.У Галерана отлегло от сердца. Монастырь Святой Хильды, как оказалось, не был мрачным застенком для кающихся грешниц. Просто король решил, что спокойней убрать подальше с глаз причину спора. Возможно даже, то была попытка оградить Джеанну и ее дитя от притязаний Церкви.Хотя теперь они, можно сказать, находились в руках Церкви…Комната матери-настоятельницы поражала суровой простотой: выбеленные стены, простые скамьи и столы, из украшений — лишь распятие слоновой кости. Столь же проста была и сама мать-настоятельница, женщина средних лет, изжелта-бледная, сухопарая, с большим носом; но эта строгая простота сообщала ей и ее обиталищу некое величие.— Лорд Галеран? — промолвила она, жестом приглашая его сесть.Галеран остался стоять.— Я желаю говорить с моей женою.Мать-настоятельница положила руки на стол.— С какой целью?— Дабы убедиться, что она здорова и находится здесь по доброй воле.— А если нет?— Тогда — забрать ее отсюда.Кустистые брови матери-настоятельницы поползли вверх, увлекая за собой непорочно-белое покрывало.— Вопреки велению короля, милорд? Мне приказано держать леди Джеанну здесь до тех пор, пока не будут решены все вопросы относительно нее и незаконнорожденного ребенка.— Приказано ли вам препятствовать нашей встрече? Монахиня ответила не сразу.— Нет, — сказала она наконец. — Подождите здесь, милорд, а я справлюсь, желает ли ваша супруга принять вас.Желает ли она…Галеран, не отрываясь, смотрел на закрывшуюся за монахиней дверь. Он спрашивал себя, а вдруг Джеанна в самом делерада оказаться здесь, за надежными монастырскими стенами, вдали от страхов и тревог своего шаткого положения. Он схватился за голову. Старые подозрения о чувстве Джеанны к Лоуику все еще гнездились в его мозгу и мучили и жгли его, стоило только вспомнить.Гнать, гнать от себя тяжкие мысли! Нельзя думать об этом, ибо завтра предстоит убедить короля простить грех Джеанне и оставить Донату на их с Галераном попечении.Вошла мать-настоятельница.— Она согласна видеть вас. Но, лорд Галеран, по нашим правилам вы не должны прикасаться друг к другу.— Понимаю.Он пошел за нею по коридору к двери, за которой оказалacь крохотная тесная комнатка. Маленькое высокое окошкo пропускало мало света, и Галеран не сразу разглядел в полумраке узкую кровать, лавку и скамеечку для колено-преклонения перед висящим на стене деревянным крестом. То была не гостиная, а монашеская келья. Посреди комнаты стояла Джеанна. Одна? Но где же Алина и Доната?— Ты здорова? — спросил Галеран, мысленно досадуя на то, что мать-настоятельница вошла с ним вместе. Если б не это, он обнял бы жену и не посмотрел бы на правила.— Да, конечно. Сначала, правда, я немного испугалась…— Еще бы. Но все это ненадолго: король намерен выслушать наше дело завтра утром.— Обитель — лучшее место для вознесения молитв об удачном исходе.— Да, пожалуй. — Что-то было не так. Деревянная статуя, с которой он разговаривал, мало напоминала обычную Джеанну. — Где Доната и Алина?— В другой комнате. Девочку мне приносят кормить. Галеран, ничего страшного в этом нет. В уединении мне проще размышлять и молиться.Он ей не верил, но причин для беспокойства не было. Да, сегодня Джеанна находится в плену. Завтра, быть может, ее заточение кончится.Если только король не отдал приказа держать ее в монастыре пожизненно.Но Галеран готов был сжечь монастырь, чтобы не допустить этого.Он постарался улыбнуться.— Не тревожься ни о чем. Завтра в это время мы, наверное, будем уже на пути к дому.Джеанна улыбнулась в ответ, и улыбка задержалась на миг в ее глазах.— Помилосердствуй! Мы провели столько времени в дороге — и сразу уедем, не останемся даже на день-два, не увидим празднеств?— Если хочешь, мы останемся.Галеран послал Джеанне воздушный поцелуй и хотел уже идти, но она снова заговорила.— Когда слушается наше дело?— После утрени.— Я смогу присутствовать?— Что ты имеешь сказать такого, чего не сказал бы я?— Мало ли что…Галеран знал свою Джеанну. Сейчас она что-то скрывала от него. Но также он знал, что заставить ее заговорить, да еще при монахине, нелегко. Как видно, Джеанне тяжко следовать своему решительному намерению стать доброй, кроткой женщиной и оставить все дела и тревоги мужчинам. Выдержит ли она? Если нет, все может рухнуть, ведь Галеран намерен убедить Генриха, что Джеанна согрешила именно из слабости, сломленная горем.— Джеанна, — веско произнес он, — предоставь это мне. Я никому не позволю причинить зло тебе или ребенку. Обещаю.Она поморщилась, точно от боли.— Конечно, я верю тебе, но… Ах, не слушай меня. Я знаю: ты все сделаешь как надо.— Молись, Джеанна, и терпеливо жди завтрашнего дня.Он вышел, и мать-настоятельница заперла дверь большим ключом.— Вряд ли это необходимо, мать.— Я следую приказу, лорд Галеран. Вы не можете отрицать: жена ваша согрешила. Незначительные тяготы, которые она претерпевает здесь, помогут ей спасти свою душу, а возможно — спасти всех вас.Галеран хотел возразить, но передумал. Если бы сейчас, поддавшись порыву, он силой освободил Джеанну, то его самого ждало бы либо изгнание, либо заточение, что вряд ли сделало счастливыми Джеанну и Донату.— Я хотел бы увидеть леди Алину и младенца и удостовериться, что они здоровы и благополучны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126