Он страстно и горячо, не отрываясь, целовал ее в полураскрытые губы, а пальцы его искали завязки пеньюара. Тина не могла пошевелиться под тяжестью его тела, но, улучив минуту, повернула голову в сторону и срывающимся, умоляющим шепотом произнесла:— Не надо, не надо, пожалуйста!Роберт невольно ослабил объятия, и тело девушки изогнулось в стремлении освободиться, тело, которое в этот миг пребывало в полном согласии с рвущейся на волю душой.— В чем дело?! — с холодной яростью произнес мистер О'Рейли.Тина встретилась со взглядом его ледяных глаз: он был взбешен.— Я… я плохо себя чувствую! — пролепетала она и тут же стыдливо прикрылась.Роберт вскочил и нервными шагами быстро прошелся по комнате. Лицо его покраснело, он не мог унять бушевавшую ярость.— Послушай, девочка! Знаю, тебе всего шестнадцать, но ты же вышла замуж, значит, должна кое-что понимать! Я же мужчина, в конце концов, а тебе давным-давно пора чувствовать себя замужней женщиной, женщиной, а не девчонкой! Сначала ты трясешься от страха, заставляешь меня чувствовать себя растлителем малолетних, — Роберт повторил слова Конрада, — а теперь заявляешь, что заболела! Ты притворяешься, я уверен! Ведешь себя так, словно перед тобой насильник, тогда как я всего лишь твой законный муж, которому ты дала перед Богом клятву! Я женился на тебе не только ради совместных прогулок, бесед, обедов и…— Нет, — прошептала Тина, прерывая его многословную речь, — я не притворяюсь. Я виновата, простите, но я правда не могу!..— Черт возьми! — вырвалось у Роберта. — Ты только и знаешь, что извиняться — это же проще всего!Потом, несколько успокоившись, сухо произнес:— Ладно, раз ты нездорова, я ничего не могу поделать, но учти: после не приму никаких отговорок и ни на минуту не останусь больше в этом дурацком положении! Поняла?— Да, — прошептала девушка дрожащими, непослушными губами. Широко распахнутые глаза ее были полны слез.Заметив это, Роберт неожиданно мягким голосом прибавил:— Спокойной ночи, Тина. Ничего, я готов подождать, ведь я люблю тебя!Но она почему-то уже не верила в это. ГЛАВА VI Утром Тина по давней привычке проснулась рано, за час до рассвета — время, как говорят, еще более таинственное, чем полночь: в природе, лишенной привычных красок, царит мнимая неподвижность, созерцательность полусна, когда грань между явью и грезами кажется хрупкой, как яичная скорлупа. Девушка встала и посмотрела в окно на серебристо-серую поверхность океана и темные, четко выделяющиеся на фоне бледного неба силуэты гор.Звезды гасли одна за другой, словно за тайной полупрозрачной стеной некто невидимый задувал желтые свечи. Кто правит миром в этот час, Бог или Дьявол? Тине казалось, что для тех, кто там, на небесах, земля — огромное зеркало, в которое они смотрят в предрассветные минуты, и оно являет им все картины времени от прошлого до нынешнего восхода. Не закрывают ли они руками в ужасе искаженные лица при виде горестей и бедствий, царящих на земле?Девушка оделась и бесшумно выскользнула за дверь. Откуда-то доносились звуки музыки… Что это?Мистика!Тина на цыпочках пошла по дому и, дойдя до гостиной, затаившись, стала слушать.Мелодия текла, переливаясь, звуки тонули один в другом, а иногда все вместе погружались куда-то, подобно солнечным лучам, пропадающим во тьме стоячих вод, а после неведомо как выплывали оттуда, омытые печалью, и тогда внезапно рождалось нечто пронзительно-светлое, прозрачное, как слеза. Жизнь и смерть плели рядом свои нити, иногда непостижимым образом сливались, создавая нечто единое, а над ними царила любовь; всепоглощающая, нежная, как пламя свечи, она являла свой лик из таинственной глубины. Порой минорные звуки опутывали душу, порождая прозрачные слезы грусти, а в другой раз рвали сердце на части, вызывая рыдания, вселяли в него чувства безнадежности и скорби.Тине эта музыка показалась самой прекрасной на свете.Осторожно выглянув в гостиную, девушка увидела Конрада: сидя на круглом стуле, он играл на рояле.Длинные пальцы юноши легко бегали по клавишам, со стороны казалось — они едва касаются их. Перед ним не было нот, он не смотрел ни вперед, ни перед собой, а куда-то вдаль, пожалуй, даже не пространства, а времени, перед ним вставали какие-то образы — такого выражения лица Тина еще не видела ни у одного человека. Ей показалось, что сейчас, когда он думает, что одинок и незрим, в его лице отразится вся внутренность души, и она, Тина, увидит те же картины, что и он, — нечто страшное и прекрасное, как сама жизнь!— Что это за мелодия? — вырвалось у девушки. Не в силах удержать восторг, удивляясь своей неожиданной смелости, она вошла в гостиную и остановилась возле рояля.Звуки смолкли, и что-то витавшее вокруг исчезло, растворилось в воздухе и тишине.Конрад бросил играть, явно недовольный, что ему помешали.— Это пьеса, посвященная моей матери! — отрывисто произнес он, слегка развернувшись к Тине.— Вы сами ее написали? — изумилась девушка.— Да.— Так вы сочиняете музыку?— Иногда, — ответил он, убрав пальцы с клавиш. Он молча ждал, что она еще скажет. Тина могла бы повернуться и уйти, наверное Конраду именно этого и хотелось, но девушка не могла пойти против желания поговорить с ним.— Мне очень понравилось! — взволнованно проговорила она, слегка краснея. — Красивая музыка. Мне кажется, вы вложили в нее всю свою душу.Его взгляд чуть потеплел, он сдержанно ответил:— Что ж, это так! Потом кивнул на кресло.— Садитесь!— Я думаю, ваша музыка многим бы понравилась! — осмелев, сказала Тина. — Ее слышал кто-нибудь?Конрад покачал головой.— Вы могли бы стать известным композитором!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183