Худые, но сильные руки загорели, как на просторах вольных полей, а туго стянутые лентой волосы, днем, на Форуме, казавшиеся пламенно-золотыми, точно шлем Минервы, сейчас, в тени, словно бы потускнели, приобрели тот желтовато-коричневый оттенок, какой имеет спаленная солнцем трава.
– Как тебя зовут? – спросила Ливия.
Рабыня подняла глубокие серые, печальные, как осеннее небо глаза.
– Тарсия, госпожа.
– Ты гречанка?
– Мой отец был греком, а о матери я почти ничего не знаю. Она умерла совсем молодой.
– Вот как? – задумчиво произнесла Ливия. Потом спросила – Прежде ты жила в Риме?
– Нет, госпожа. У моих бывших хозяев поместье близ Тибура. А в Рим меня привели перекупщики, чтобы подороже продать. – И вдруг проговорила срывающимся голосом: – Почему ты купила меня, госпожа, купила, не торгуясь, не подумав о том, стою ли я таких денег, не прочитав, что написано на табличке, которая висела на моей груди?!
Ливию поразил этот внезапный порыв откровенности и смелости, но она не подала виду и спокойно промолвила:
– Я купила тебя потому, что не хотела, чтобы такая молоденькая девушка попала в руки отвратительного торговца женским телом. – После чего прибавила: – Так ты грамотная, Тарсия? Умеешь читать?
– И писать, госпожа. И мне известен язык моей потерянной родины. Меня научил отец. Он был образованным человеком – всю жизнь обучал господских детей.
Ливия внимательно смотрела на коленопреклоненную рабыню. Не похоже, что эта девушка строптива, как предположила Юлия. Серые глаза Тарсии напоминали серебряные зеркала: они отражали окружающий мир и тщательно скрывали свой, и… было в них что-то еще, какой-то тайный, дарованный богами огонь, который не смогли погасить пережитые невзгоды. Внезапно Ливия вспомнила слова первого покупателя о следах от треххвостки на теле девушки и твердо сказала:
– Ты должна рассказать о себе всю правду, Тарсия, иначе я не смогу тебе доверять.
Рабыня робко прикоснулась лбом к коленям хозяйки.
– Я сделаю все, чтобы заслужить твое доверие, госпожа.
– Хорошо. Тогда садись вон на ту скамью и рассказывай.
Рабыня послушно поднялась на ноги, потом села и начала говорить – сквозь глухую усталость в ее голосе явственно пробивалось волнение:
– Не знаю, с чего и начать, госпожа. Как я уже говорила, меня воспитал отец: я очень уважала и любила его. Наш первый хозяин был хорошим человеком, он даже обещал в награду за многолетнюю службу отпустить отца на свободу. Но случилось иначе – хозяин разорился и, чтобы расплатиться с долгами, был вынужден продать свой дом в Капуе и наиболее ценных рабов. Мой отец так расстроился, что тяжело заболел и вскоре умер, а меня купил один богатый землевладелец, якобы для своей жены, которой хотелось иметь в доме образованную рабыню. Сначала мне жилось неплохо, если б только не горе, причиненное кончиной отца. Меня приставили к госпоже, я одевала и причесывала ее, и еще читала ей вслух, хотя она не слишком любила книги. А потом… Хозяин – он был уже немолод, – стал как-то странно посматривать на меня, иногда норовил ухватить за локоть или ущипнуть. И я очень тревожилась, поскольку понимала, что у него на уме.
– Нужно было пожаловаться госпоже, – вставила Ливия.
– Она бы приказала высечь меня, только и всего! А хозяин делался все настойчивее, однажды открыто заявил, что если я уступлю и в тайне от госпожи стану позволять ему делать то, что он хочет, он будет давать мне деньги на сладости и ленты, а если нет, то прикажет снять с меня одежду и выпороть, после чего отправит в подвал, где живут рабы, занятые на полевых работах. И я постоянно мучилась от страха и стыда, не зная, что делать. А чуть раньше… – Тарсия запнулась, умоляюще глядя на Ливию, – та решительно кивнула, приказывая рассказывать дальше, и тогда рабыня тихо продолжила: – Я познакомилась с одним юношей – он ухаживал за хозяйскими лошадьми. Вернее, я заметила его давно, когда меня еще только привезли в этот дом, но не осмеливалась с ним заговорить. И он не решался, хотя я видела, как он украдкой посматривает в мою сторону. Он был из галлов, – говорили, его захватили в плен во время последнего галльского восстания и продали в рабство. Сначала он работал на виноградниках закованный, но потом с него сняли колодки и через некоторое время поручили уход за лошадьми – в этом он, как многие галлы, был особо искусен. И очень скоро я поняла, что он по-настоящему нравится мне, госпожа…
– Галл? – удивилась Ливия. – Что могло быть общего между тобой, образованной девушкой, и варваром?
Тарсия приложила ладони к горящим щекам.
– Не знаю, госпожа. Я не думала о том, кто он, а кто я, я не думала ни о чем… И потом я всегда была рабыней, тогда как он родился свободным… Хотя нет, дело вовсе не в этом…
«Страсть, – сказала себе Ливия, – наверное, это была страсть». Она вдруг вспомнила, как однажды ездила в загородное поместье ранней весной, вспомнила запах полей и свежего ветра, дыхание пробуждавшейся природы, могучей волной поднимающееся от земли, такое неукротимое, всеохватывающее, великое…
Страсть, которую вероятно, осудила бы Юлия, которую осуждает и она, Ливия Альбина, и все же… она способна это понять; да, та самая страсть, что, скорее всего, никогда не затронет ни ее души, ни ее тела.
Ливия сидела, сложив на коленах руки с безукоризненно отполированными ногтями, и никто не посмел бы предположить, что в ее аккуратно причесанной головке могут зародиться такие мысли.
Через секунду она произнесла ровным голосом:
– Продолжай.
– Да, госпожа. Так вот, я осмелилась подойти к нему и заговорить. С тех пор мы иногда перебрасывались несколькими словами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156