Что? Кто знает! Ливия начинала понимать: нужно просто ждать. И верить.
ГЛАВА IV
Когда с момента исчезновения Ливий прошло более десяти дней, Луций понял, что нужно прийти в себя и жить дальше, независимо от того, продолжит ли он разыскивать свою супругу или позволит себе положиться на волю богов.
Нанятый им отряд не вернулся назад, и теперь Луций не знал, что думать. Наверное, поиски Ливий и ее возможных спутников не увенчались успехом, и люди побоялись явиться к нему с таким сообщением, хотя даже в этом случае им было обещано небольшое вознаграждение. В Риме всегда очень быстро распространялись всевозможные слухи – Луция бесконечно удручало любопытство окружающих. Однажды он встретил на улице Юлию, та шла с двумя служанками и имела очень довольный, степенный вид. Луций знал, что совсем недавно Юлия родила второго ребенка, кажется, девочку. Остановившись, она принялась расспрашивать о Ливий, и Луций был вынужден отвечать на ее вопросы: при всем желании он не мог скрыть, что его супруги нет дома. Потом это повторилось с другими знакомыми; в конце концов Луций вообще стал избегать присутственных мест. Он сделался раздражительным и нервным и часто думал о том, как все это скажется на его положении. Еще месяц назад он мог надеяться получить должность эдила и впоследствии, возможно, достичь высшей ступеньки – претендовать на место в сенате! А теперь? Если вдруг станет известно, что его жена – преступница, бежавшая от мужа с проскрибированным?! Немедленно развестись с ней – и тем оградить себя от еще большего позора! Но он даже не имел возможности сообщить Ливий, что она отвергнута…
Луций помнил, как Децим спросил: «Она не оставила письма?» На что Марк Ливий отвечал: «Это было бы верхом лицемерия».
Все-таки Луций хотел бы получить объяснения. Он думал об этом дни и ночи. Все было вроде бы так понятно и в то же время – никаких ответов…
И вот он шел по Риму, одинокий, (если не считать сопровождавших его рабов) с печатью усталой задумчивости и разочарованности на лице. Римляне – племя властителей и воинов, тех, кто стоит во главе мира по милости богов и в силу разума. А между тем кто может понять этот мир, даже если отдельный человек остается загадкой?
Луций положительно не знал, куда ему деваться, что делать, и наконец решил посетить лупанар. Он отправился туда не потому, что ему нужна была женщина, и не в надежде на то, что чувственные наслаждения позволят ему забыться: он хотел внушить себе, будто Ливия ничего не значит для него, что ее можно заменить любой продажной девкой. Он желал изменить ей, как она, должно быть, изменяла ему. Хотя Луций подозревал, что вряд ли Ливию тронула бы его измена.
Он поехал в наиболее роскошное заведение и выбрал сразу двух красивых девушек, египтянку и сирийку, но двумя часами позже, возвратившись домой, почувствовал еще большую опустошенность. Хотя супружеская верность в среде римских патрициев вообще-то была достаточно редким явлением, Луция мучило сознание того, что Ливия невольно вынудила его совершить поступок, глубоко чуждый его душевной природе, Ливия, бежавшая из дома в компании жалкой распутной рабыни, презренного гладиатора и человека, осужденного на смерть.
В атрии Луций застал Марка Ливия, который зашел узнать, как продвигаются поиски. Тот держался спокойно и, что удивительно, рассуждая о поступке своей дочери, не произнес ни одного осуждающего слова. А между тем Луций часто думал, каково же смотреть в глаза окружающим этому гордому патрицию, чью жизнь до сего времени можно было считать безупречной? Сам не зная почему, Луций проявил в беседе с ним непростительную резкость, после чего Марк Ливий заявил, что сам займется поисками. Он сказал, свадьбу Децима пришлось отложить на месяц, – по-видимому, за этот срок они надеялись отыскать Ливию. Марк Ливий обращался к гадателям, авгурам, и те заверили, что его дочь жива и скоро вернется домой.
Луций слушал с плохо скрываемым раздражением. «А как же я? – хотелось выкрикнуть ему. – Что должен думать и чувствовать я?! Как мне теперь жить?!»
…Погода благоприятствовала путникам – они без приключений добрались до Коринфского залива, потом до Афин и, почти не задерживаясь, отправились дальше, в сторону островов восточной Греции. Ливия, Тарсия и Элиар, никогда прежде не путешествовавшие морем, были поражены ни с чем не сравнимыми пейзажами диких горных областей легендарной страны, вдоль западных берегов которой пролегал путь в залив.
Голые рыжие вершины и лесистые склоны на фоне морской и небесной синевы, мрачные, загадочные, суровые – и в то же время неумолимо влекущие к себе изумительной, совершенной первозданной красотой.
Корабль двигался неспешно, точно некая царственно парящая птица, по бескрайней водной пустыне, которой Ливия любовалась до боли в глазах, до наступления полной, сходной с пустотою безмятежности в душе.
Ей удалось устроить Гая в общей каюте, а Элиар и Тарсия ночевали на палубе. Однажды, проснувшись еще до наступления рассвета, Ливия поднялась наверх и наткнулась на них, спящих под шерстяным покрывалом. Лицо Тарсии было спокойно, оно хранило отсвет нежности и любви, – кто из них четверых чувствовал себя по-настоящему счастливым, так это гречанка. Она получила то, что хотела: возможность строить планы, на что-то надеяться, жить без вечного ожидания и тревоги. Что касается галла, вряд ли, подумала Ливия, он скоро обретет душевный покой.
А она сама? Она была даже рада, когда они наконец сошли на землю и отправились в Афины сухим путем: тогда ее вновь захватили дорожные хлопоты, и ей стало некогда думать о том, что беспрерывно терзало сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156