– Нет.
Его сердце радостно подпрыгнуло.
– Значит, живешь одна?
– С сыном.
Мансур ревниво сжал губы. Мадина улыбнулась.
– Моего сына зовут Хайдар. Он не знает своего отца, но он его любит.
Не зря мудрые люди говорят, что сердце – обитель Бога, дом просветления и счастья: Сейчас Мансур сполна прочувствовал это. Он обнял Мадину и поцеловал. Она не противилась; закрыла глаза и обвила руками его шею. Кругом было очень спокойно, пусто и тихо, но женщине чудилось, что вокруг них проносятся невидимые ветры, бушуют ураганы, небо обрушивается на землю, горы падают, и все летит неведомо куда.
В его поцелуе была тоска и боль, боль потерянных лет, а еще – непреодолимое, бешеное, необузданное желание. Мадина почувствовала, что ей становится жарко: щеки раскраснелись, сердце превратилось в огненный комок, и ему стало тесно в груди, а по телу пробежала горячая волна.
– Идем, – сказала она Мансуру, – я знаю укромное место. Там нас никто не увидит и не найдет, и мы сможем… поговорить.
Мадина взяла янычара за руку, и они стали взбираться наверх, к черной прорези пещеры.
Вошли внутрь и остановились, оглядывая неровные стены, привыкая к особому, суровому уюту. Им было некогда сооружать удобное ложе: Мадина сняла шубу и бросила ее на камни. Мансур помогал ей освободиться от остального, при этом он испытывал не только желание, но и смущение, неловкость – оттого что давно не прикасался к женщине.
Наконец на ней не осталось ни лоскутка. Мансур с восхищением разглядывал тело Мадины. Ее волосы разметались по плечам, глаза сверкали.
– Жены, наложницы, Мансур?
– Ни одной.
Он тоже разделся, его тело осталось таким же красивым и сильным, но на нем прибавилось шрамов – безжалостных, несмываемых отметин войны. Мадина провела рукой по груди Мансура, словно желая убедиться, что это не сон.
Она приняла его с радостным нетерпением, она была горяча и нежна и отвечала на его страсть такой же неистовой, сводящей сума страстью. В пещерке было холодно, но они не чувствовали это и не отрывались друг от друга, наверное, целую вечность. Когда, наконец, решили отдохнуть, Мансур прижал к себе Мадину так крепко, будто боялся, что она растает, как сон.
Они лежали, сплетясь в объятии, и разговаривали. Мансур рассказал об Ильясе, об их жизни в Стамбуле, об Эмине-ханым. Малина говорила о Хайдаре, поведала и о том, как ей удалось добраться домой.
– Почему ты не пыталась найти меня? – С едва заметным упреком спросил Мансур. Теперь Мадина сама понимала, что ошиблась. Если бы она разыскала его, то нашла бы и сына.
Женщина приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза.
– Я искала, Мансур, я приходила в казарму. Какой-то воин заверил меня в том, что ты погиб на пожаре.
Мансур стиснул зубы. Кому и зачем пришло в голову солгать, дабы обречь его на годы одиночества и тоски?
– Значит, ты не замужем, ты свободна? – Радостно повторял он.
Мансуру очень хотелось спросить: «А твое сердце?» Он все так же любил Мадину, и она знала об этом. Но он не был уверен в том, что это чувство взаимно.
Но один вопрос он все же рискнул задать:
– Твой жених, Мадина… Стало быть, он… погиб? – На лице женщины мелькнула быстрая тень.
– Нет, Айтек жив. Когда я вернулась, он уже был женат на другой.
В голосе Мадины прозвучало глубокое сожаление и застарелая боль. Мансур подумал о том, что все эти годы она, скорее всего, тосковала не о нем и хранила верность не ему, а Айтеку.
– Надо полагать, я испортил тебе жизнь, – резко произнес янычар. – Ты вернулась из плена с ребенком, и понятно, что…
– Если бы не Хайдар, – перебила его Мадина, – я бы покончила с собой.
Она высвободилась, из объятий Мансура и села, обняв колени. В пещеру заползала тьма. Мадина почувствовала, что каменные стены источают леденящий холод. Все-таки нужно было развести огонь. Она взялась за одежду. Мансур не двигался, только следил за ней взглядом. Его охватило странное чувство: казалось, в руки внезапно упала звезда, а потом погасла.
– Ты уходишь?
– Темнеет. Пора возвращаться домой. Мои родные будут волноваться.
Мансур протянул руку.
– Останься! Эти годы превратились для меня в вечность, и теперь я желаю, чтобы эта ночь стала такой же долгой! Дай мне насладиться тобой, сделай так, чтобы я окончательно поверил в то, что ты жива, что ты не снишься мне, что ты не растаешь и никогда меня не покинешь! Прошу тебя, не говори, что это невозможно!
– А ты? Разве ты готов навсегда остаться со мной?
– Дождись меня из похода! На обратном пути я заберу тебя с собой, мы поедем в Стамбул, там ты станешь моей женой, – уверенно и твердо произнес Мансур. – У меня есть дом, и Эмине-ханым примет тебя с большой радостью! Она всегда горевала о том, что я одинок.
Мадина помолчала.
– Да, я поеду, – наконец сказала она. – Я хочу увидеть Ильяса.
– А я – Хайдара.
– Ты увидишь его завтра.
– И ты тоже увидишь Ильяса. Твой сын не в Стамбуле, он со мной. Он янычар, как и я.
Мадина прижала ладони к щекам.
– О нет!
– Я и сам не хотел, чтобы мальчик шел на войну, но… У меня не было другого выбора.
В глазах Мадины загорелась надежда.
– Я не хочу его потерять!
– Мы что-нибудь придумаем, – сказал Мансур – больше для того, чтобы ее успокоить, – и, приподняв край полушубка, умоляюще произнес. – Пожалуйста, иди ко мне!
На свете существует воинская дисциплина, а еще долг. И все-таки, если бы судьба предложила выбрать между войной и любовью, он без колебаний выбрал бы любовь, нашел бы способ обойти закон и избавиться от гнета службы. Он мечтал иметь семью, хотел любить свою жену и воспитывать своих сыновей. Неожиданно Мансуру пришло в голову, что Мадина может забеременеть и решить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70