Она едва устояла на ногах от накатившей слабости, и была вынуждена в поисках опоры прислониться к каменной колонне.Ох, да ведь она-то сама ничем не лучше, распекала себя Розалинда. Что же такое она сама, как не сосуд греха, если могла так бесстыдно откликаться на ласки подобного сластолюбца!.. Однако, кайся не кайся, а есть вещи, которые невозможно отрицать. Ей доводилось слышать о грехе сладострастия. Эта тема часто всплывала в речах священников, посещавших Миллуорт, но она никогда не понимала вполне, что же это такое — сладострастие, похоть… Не составляло никакого труда согласно кивать и поддакивать священникам, когда те осуждали виновных в столь ужасном грехе. Лишь теперь она начала осознавать мощь этих чувств, мощь непреодолимого влечения одного тела к другому.Она прерывисто вздохнула, ожидая, когда же ее руки и ноги, все еще дрожащие, снова обретут привычную уверенность. Она решила, что после ужина отправится в часовню замка. Может быть, усердные молитвы и покровительство Пресвятой Богородицы помогут ей победить греховные порывы. Она станет молиться о прощении, она станет молиться, чтобы ей были дарованы силы. И усердней всего она станет молиться о том, чтобы Черный Меч не проболтался.
— Ешь, дочка, ешь, — уговаривал ее отец. щедрой рукой накладывая всяческую снедь к себе на деревянное блюдо.— Я поем, обязательно поем, — заверяла она его без особого воодушевления. Она была слишком растревожена мыслями об Эрике и о том, каким образом ей удастся осмотреть его раны без ведома отца. Даже если бы подаваемые на стол яства имели аппетитный вид, она не смогла бы их есть; кусок просто не лез ей в горло.Предполагалось, что этот ужин должен стать чем-то вроде праздничного пира — в ознаменование ее возвращения домой. Поэтому Розалинде пришлось приветливо улыбаться и изъявлять сердечную благодарность множеству людей — рыцарям, ратникам и слугам, занимающим разное положение в иерархии обитателей замка. Но теперь, когда они сидели за столом на возвышении, все признаки празднества улетучились, во всяком случае на ее взгляд. Отец посвятил все свое внимание еде и беседе с сэром Роджером, сидевшим по левую руку от него; тем же занялись — по примеру лорда — управляющий поместьем, имя которого она не сразу запомнила, и сенешаль Седрик. Вскоре вся зала гудела от хриплых громких голосов и стука деревянных кубков, ударяющихся о дощатые столы. Мужчины, составлявшие основную массу едоков, казалось, вообще забыли о ее присутствии; она чувствовала себя заброшенной и одинокой. Даже Клив, который сидел в дальнем конце залы среди других пажей, похоже, не находил ничего плохого в таком беспорядочном застолье. Обводя взглядом шумное общество, Розалинда подумала, что сейчас отдала бы все, лишь бы оказаться подле милой тетушки Гвинн, восседающей во главе стола у себя в Миллуорте.Она опустила взгляд на кусок горелого жаркого и еще острее ощутила тоску по Миллуорту. Там люди не набрасываются на еду, подобно свиньям у кормушки. Там каждая трапеза — это достойный ритуал, который свершается при участии вышколенных слуг и сопровождается спокойной музыкой. Беседы в Миллуорте учтивы и ведутся вполголоса. А здесь! Ругательства, нечестивая божба — хоть уши затыкай. Похоже, тут вообще забыли о правилах приличия. Она раздраженно покосилась на отца. Если хозяин замка не печется о благопристойности, чего же можно ждать от других?Ее это задевало.Тетушка Гвинн являла собой образец хозяйки замка, и, быть может, из всех уроков, преподанных Розалинде в Миллуорте, этот оказался самым важным.Глаза у Розалинды загорелись, и с пробудившимся интересом она еще раз осмотрелась по сторонам.Как и на лестнице, добрая четверть настенных светильников не горела — их нужно было заправить. Стены покрыты копотью, грязью и паутиной. Стебли тростника, которыми был присыпан пол, уже давно отслужили свой срок и превратились чуть ли не в труху, где привольно жилось насекомым и каким-то мелким тварям.А столы!.. Их не покрывала никакая ткань, а столешницы отнюдь не блистали чистотой. На поверхности разборного дубового стола, за которым сидела она сама, красовалось липкое пятно от некогда пролитого вина. В стыках досок скопилось множество хлебных крошек, а царапины и зазубрины на досках служили убедительным свидетельством, что ножами здесь поработали на славу. В любом случае столы требовалось отскоблить и покрыть свежими скатертями.В праведном негодовании она поджала губы — не таким был Стенвуд при жизни ее матери. За те годы, что Розалинда провела вдали от дома, замок превратился в мужское логово, где никто не заботился об удобствах, столь милых женскому сердцу. Но теперь, раз уж она здесь, придется взять это на себя, и, может быть, наряду со всеми прочими делами она сумеет позаботиться и о Черном Мече.Воодушевленная этой перспективой, она повернулась к отцу. Он энергично пережевывал какой-то кусок, размахивая ножом, на жирное лезвие которого была насажена гусиная нога.— Отец, — окликнула она его, прикидывая в уме, как ей приступить к важному разговору. — Отец! — позвала она немного громче и подергала его за рукав.На этот раз сэр Эдвард услышал и обернулся.— Тебе незачем так кричать, дитя мое…— Я бы и рада не кричать, но как быть, если вы не услышали меня в таком гвалте? — Заметив его неодобрительный взгляд, она поспешно переменила тон:— Просто я не привыкла к таким буйным застольям. И… и… стол даже не вымыт…Отец бросил взгляд на стол, а потом воззрился на шумное людское скопище, бурлящее в зале. Он открыл было рот, собираясь ответить, но передумал и более внимательно осмотрелся по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133