Даже папа улыбался.И вдруг словно змей-соблазнитель прошептал ей на ухо: «Не верь ему!» Голос, казалось, принадлежал Лансу. Гинни замерла в растерянности.Откуда-то появилась рука, показывающая на приближающегося всадника. Голос продолжал: «Разве ты не видишь, что он сам дьявол? Вспомни, его жена была вынуждена назвать детей именами святых, чтобы защитить их от его злобы!»Отзвуки этого голоса слышались в рокоте толпы. Подняв глаза, Гинни увидела, что серебристый конь превратился в вороного, а на нем ехал рыцарь, одетый во все черное.Огромный и надменный, он высился над турнирным полем, как бог отмщения. Вокруг Гинни все перешептывались, этот призрак в черном однажды убил человека и потому вынужден теперь скрываться в болоте.Гинни с трепетом смотрела на него: вот он тронул поводья, и вдруг все вокруг исчезло, растворилось в тумане – толпа зрителей, папа и даже голос Ланса. Рыцарь на вороном жеребце подскакал к трибуне. В мире остались только они двое, Гинни и этот черный ангел. Гинни с трепещущим сердцем ждала, что он сделает.К ее изумлению, он улыбнулся ей притягательной улыбкой.В следующую секунду он подхватил ее в седло и прижал к себе. Чтобы не упасть, Гинни пришлось обнять его за шею.И они ускакали с турнирного поля. Гинни чувствовала, как их сердца колотятся в унисон. Казалось, эти сердца разговаривали друг с другом на языке, недоступном уму. Гинни смотрела в знакомые темные глаза, охваченная неведомым ей раньше чувством всеобъемлющего, опьяняющего счастья.– Если бы ты принадлежала мне, – хрипло сказал он, – я наполнил бы твои ночи колдовским упоением.И вдруг Гинни захотелось слиться с ним воедино, даже одежда ей мешала. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, а она обхватила его ногами, чувствуя невыносимое томление.– Ты моя, – простонал он, оторвавшись от ее губ. – Наконец-то ты принадлежишь мне!– Это мне! – услышала она высокий мальчишеский голос. – Не воображай, что все здесь твое, Джуд!Гинни открыла глаза, но не сразу пришла в себя и осознала, что она не скачет на вороном жеребце в страну волшебного упоения, а лежит в постели в этой грязной лачуге. Она узнала голос Патрика, и ее, наверное, охватило бы чувство безысходного разочарования, если бы через секунду не пришло смущение.– Хватит спорить! – услышала она голос Рафа. – Я вам всем привез по ножу.Вспомнив, что она вытворяла во сне, Гинни подумала, что никогда не сможет посмотреть Рафу в глаза.– А где моя прекрасная дама? – спросил он детей. – Я ей тоже кое-что привез.– Дрыхнет!Она не знала, кто из детей это сказал – они все отзывались о ней с одинаковым пренебрежением.– Как? Уже почти полдень, а она все еще спит? Наступила тишина. Гинни представила себе, как они все насмешливо корчат рожи. Чертыхнувшись, она выскочила из постели. Она вовсе не собиралась спать до полудня, да и никогда так не заспалась бы, если бы с вечера не беспокоилась о детях. Они ушли из дома сразу после отъезда Гемпи – не вымыв посуду! – и вернулись только глубокой ночью.Честно говоря, не так уж она о них беспокоилась, в основном она ломала голову, какие они замышляют против нее каверзы.Стоя посреди комнаты, она попыталась руками пригладить разлохматившиеся волосы. Если вчера Раф назвал ее мокрой крысой, как же он назовет ее сейчас?Ну и подумаешь! – одернула она себя, натягивая мятую и грязную амазонку. Пусть думает, что хочет. Раф Латур для нее не существует. Мало ли что может присниться!Но все-таки она постаралась привести себя по возможности в приличный вид. Решив надеть мамин медальон, она стала на ощупь искать его на комоде, уверенная, что положила его туда вечером. Но медальона в комнате нигде не было. Она не знала, что думать, и тут услышала голос Джуда. Все ясно, решила она. Эти сорванцы однажды уже пытались украсть ее медальон.Гинни вылетела в главную комнату, пылая негодованием. Раф, который распаковывал вещевой мешок, поднял голову и посмотрел на нее настороженным взглядом, откуда ему было знать, какую роль он играл в ее сне?– Ну один день, я вижу, вы выдержали, – заметил он, протягивая Кристоферу ножик – не такой, однако, опасный на вид, как тот, что был в руке Патрика. – Джуд говорит, что никакого ужасного бедствия здесь не произошло.Дети подняли глаза от своих подарков и, как всегда хмуро, посмотрели на Гинни. Однако ничего не сказали.– Вот как? – ядовито проговорила Гинни. – Может, вы спросите Джуда, куда подевался мамин медальон?Раф тут же повернулся к мальчикам.– Опять? Я думал, мы уже это обсудили в прошлый раз и договорились, что медальон не ваш и вы не имеете права его трогать.Джуд шагнул вперед и вытащил из кармана медальон.– Мы и не трогали. Я нашел его на полу. Хотел только посмотреть на портрет и отдать ей медальон, когда она проснется.– Она проснулась, – мягко сказал Раф. – Отдай ей медальон.Джуд посмотрел на портрет и глубоко вздохнул, видимо, ему ужасно не хотелось расставаться с медальоном. Тоже, наверно, тоскует по матери, подумала Гинни и вдруг почувствовала, что чересчур резка с детьми. Опять она чуть не обвинила их в краже.Но Джуд так враждебно поглядел на нее, отдавая медальон, что чувство жалости мгновенно испарилось. Может быть, в краже медальона Джуд и не виноват, зато за ним числится достаточно других проступков. Он – паскудный мальчишка, напомнила себе Гинни, да и другие не лучше.– Надеюсь, мне больше не придется слышать об этом медальоне, – сказал Раф, обводя детей строгим взглядом. Потом он повернулся к Гинни.– А у нас с вами возникла другая проблема, – сказал он, поднимая ее сморщенные ботинки. – Вы их оставили снаружи, и они намокли от росы. Боюсь, что вы их теперь не натянете на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126