Висенте медленно кивнул, насмешливо глядя на старшего брата.
— Вот это да, — ошарашенно пробормотал Рефухио и тут же разразился громовым хохотом. — Это золото принадлежало Пилар, мой честный и благородный мальчик. Это было ее золото.
— Ты оставил его? — Пилар все еще не могла поверить. — Ты оставил его в доме дона Эстебана?
— Мне казалось, что я поступаю правильно. — Висенте сразу сник и заерзал на сиденье, умоляюще глядя на брата, но тот сделал каменное лицо.
— А дом сгорел, — подвела итог Пилар.
— Наверняка, — подтвердил Висенте убитым голосом.
Пилар смотрела на него некоторое время, потом ее лицо прояснилось, морщинки на лбу разгладились. Она скользнула взглядом по шраму на его щеке и покачала головой.
— Думаю, мне не на что жаловаться и некого обвинять. Я сама во всем виновата. Мне просто не следовало впутывать тебя в мои дела. Я… я прошу прощения.
— Вы не должны извиняться. Рефухио раньше никогда не позволял мне быть рядом с ним, но теперь ему от меня никуда не деться. Поэтому я вам даже благодарен.
— Он не позволил бы тебе следовать за нами?
Висенте с вызовом посмотрел на брата, но в глубине его глаз таилась нежность.
— Похоже, он думает, что одного разбойника в семье вполне достаточно.
— Так оно и есть, — согласился тот.
Пилар и Висенте украдкой обменялись улыбками, затем вернулись каждый к своему делу.
Рефухио обдумывал слова Пилар, уставившись невидящим взглядом куда-то ей в затылок. Он чувствовал, как сострадание, которое он испытывал к девушке, постепенно заменяется чем-то другим, большим. Да, он сочувствовал ей, но в то же время его захлестывала откровенная, бесстыдная радость. Теперь Пилар придется остаться с ним, у нее нет выбора.
Мгновение спустя Рефухио затянул песню, грустную и мелодичную. Мужчины подхватили ее. Песня будто скользила над волнами, сопровождаемая плеском воды за бортом. А лодка уносилась все дальше и дальше на северо-запад.
Стемнело. Они опять остановились, чтобы сделать привал. Уже давно пора было спать, но все сидели у костра, глядя на веселые голубые язычки пламени. Как приятно было отдохнуть, расслабиться, отвлечься от дневных забот. Ужин удался на славу. Исабель приготовила великолепное блюдо из двух странного вида рыбин, которых Висенте поймал при помощи крючка, сделанного из шпильки Пилар. Ко всему прочему дым костра отпугивал москитов. На землю спустилась ночь. Воздух то и дело оглашался стрекотом цикад и кваканьем лягушек. Охотничий клич болотной кошки был похож на женский плач. Звезды тускло поблескивали на иссиня-черном небе.
На рассвете они проплыли мимо деревушки под названием Бэтон-Руж. Все предполагали, что после этого на их пути еще будут какие-нибудь поселения или форты, но обманулись в своих ожиданиях. Часы шли за часами, но никаких признаков человеческого жилья они больше не встретили. Создавалось впечатление, что, кроме них, в этой пустынной, дикой местности нет больше ни одного человека.
Рефухио здесь все казалось странным. Эта первобытная красота и отталкивала, и притягивала одновременно. Все было не похоже на Испанию: огромные болотистые равнины, буйная растительность, которая образовывала непроходимые заросли, диковинные животные, от аллигаторов и змей до лохматых остроносых зверьков, таскавших своих детенышей в сумках на брюшке. Рефухио понемногу привыкал ко всему этому — и к здешнему сладковатому воздуху, и к непроницаемому мраку ночи.
Испания постепенно теряла свое превосходство. При всем блеске Мадридского двора, при том, что армады испанских кораблей бороздили бескрайние океанские просторы и Испании принадлежало четверть мира, золотой век испанского могущества был уже позади. Более ста лет тому назад начался упадок империи.
Это была, прекрасная страна, которую населяли храбрые, умные, благородные люди. Но они слепо верили, что их родина слишком хороша для того, чтобы в ней еще что-нибудь нужно улучшать. Они боялись каких бы то ни было перемен, отворачивались от всего нового и непривычного и непоколебимо придерживались старых устоев и порядков. Они разучились мыслить, разучились действовать. Чтобы пополнить свои богатства, они грабили Новый Свет, вели бессмысленные войны, продавали земли колоний. Испания слабела и умирала. А людишки вроде дона Эстебана, будто хищная стая родственников, толпящихся у постели больного, ждали его последнего вздоха и уже делили и растаскивали между собой предполагаемое наследство.
А эти новые земли, наоборот, были полны жизненных сил, они оказались плодотворной почвой для развития новых идей.
Впервые за много лет Рефухио было немного не по себе. Сидя у костра на очередном привале, он поежился; хотелось оглянуться, чтобы узнать, что там, у него за спиной, и было страшно это сделать. Кто знает, какие опасности таила в себе эта непроглядная ночь.
Донья Луиза с ожесточением прихлопнула москита, севшего ей на руку. От резкого движения деревянная миска с остатками ужина, которую она держала на коленях, опрокинулась. Вся юбка вдовы оказалась в жирной подливке. Луиза с ревом подпрыгнула, пнув ногой миску, и та покатилась прямо в огонь.
— Хватит! Надоело! — заверещала вдова. — Меня едят живьем москиты, я почернела на солнце так, что меня скоро можно будет принять за эту мулатку, любовницу моего муженька. У меня нет другой одежды, кроме той, что сейчас на мне, я вынуждена питаться всякой дрянью, от которой даже свинья будет нос воротить. Я хочу домой! Тысячу песо, две тысячи песо тому, кто отвезет меня обратно в Новый Орлеан!
Рефухио быстро наклонился, схватил палку и, подцепив миску, вытащил ее из огня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117