— А если нет? — Его прикосновение словно обжигало ее. Она с огромным трудом заставляла свой голос звучать ровно.
— Если нет, тогда у тебя есть выбор.
— Какой же?
— Ты можешь проявить жестокость и сказать мне об этом или быть доброй и притвориться.
Она сглотнула комок — его руки сжались крепче, привлекая ее ближе.
— Скажи, какой мне смысл быть доброй?
— Я был бы признателен, — сказал он, убрал одну руку из-под юбок и дотронулся до ее шей, запустив пальцы в ее волосы. Он вынул шпильки, и густые пряди посыпались дождем в облаке белой пудры, оседавшей ей на плечи, мягко ложившейся на грудь. Он прижал рукой разметавшиеся волосы и притягивал ее к себе, пока их губы не оказались всего в нескольких дюймах друг от друга. — И еще я был бы щедр в ответ настолько, насколько ты можешь вынести. Больше того, иногда притворство и в самом деле может пробудить чувства.
— Я не стану притворяться, — сказала она.
Он чуть заметно улыбнулся.
— Думаю, что нет. Мне так больше нравится.
Он собирался овладеть ею, она это знала. Решение принято, и он не станет спрашивать ее разрешения. На этот раз не отвертеться, не избежать полной близости. Она не могла угадать, что теперь изменилось. Если только это не было что-то в самом Рене, какая-то перемена, какое-то новое намерение, больше связанное с его представлением о ней как о своей содержанке, чем с тем, что лежало между ними.
Это не имело значения. Она не могла отвести взгляд от четких изгибов его губ, даже когда его объятия стали крепче и ее грудь прижалась к его груди, до той минуты, когда он завладел ее губами.
Какая невероятная сладость, медовая, соблазняющая. Как могла она забыть? Или не забывала? Ее разум отстранил это воспоминание но тело — нет. Помимо воли ее губы раскрылись, принимая и отдавая.
Она дотронулась до его лица — челюсть под ее ищущими пальцами была твердой, линия, где сливались их губы, — необычайно чувствительной. Его густые длинные ресницы щекотали ей щеку, запутываясь в ее распущенных волосах. Она положила другую руку ему на плечо, нежно касаясь его пальцами, ощущая сдержанную силу мускулов под его расстегнутой рубашкой, чувствуя, как они перекатывались, когда он медленно, круговыми движениями поглаживал ее бедра.
В ней закипало желание, медленно росло стремление к завершению, оно ширилось, вызывая трепет в жилах, пробегая мурашками по коже, горячей волной заливая сердце и учащая пульс. У нее вырвался тихий безнадежный вздох. Она придвинулась ближе к нему, ее упругие груди прижались к его твердой груди.
Его поцелуй стал настойчивей, глубже. Он касался языком влажной внутренности ее рта и ровного края зубов. Он сплетал их языки в сложной игре, вторгаясь и отступая, приглашая ее тоже попробовать. Он провел пальцами по замысловатым изгибам ее уха до шеи, касаясь нежной кожи легко, словно перышком, и вызывая у нее ответную дрожь. Он обвел неглубокую ямку у ключицы, спустился ниже, к холмику груди, и обхватил совершенную округлость, потом отыскал изящный сосок. От легкого прикосновения его пальцев в ней вспыхнуло страстное возбуждение и, постепенно опускаясь, сосредоточилось в нижней части ее тела.
Сирен хотела его. Ничто, кроме этого, не имело значения. Она и раньше знала, что он может так действовать на нее, но отказывалась признавать, а сейчас не стеснялась сделать это. Все обстоятельства сложились так, чтобы подвести ее к этому против ее воли, несмотря на все ее сопротивления. Ну и пусть. Раз она должна покориться, она извлечет из своего положения все возможное удовольствие, всю радость, все мучительные воспоминания.
Она сняла парик у него с головы и запустила пальцы в густые пряди его волос, растрепала кудри. Она склонила голову и раскрытыми губами скользнула по его виску, дотронулась языком до верхней точки одной брови, вся отдаваясь восторгу минуты. Она с торжеством ощутила, как вздымается его грудь, а потом ее привлекло еще ближе, потом его теплая рука с ее бедра проникла у нее между ног под рубашку, которая тоже проходила между ног и закреплялась спереди на талии для защиты уязвимого и самого потайного уголка ее тела. Он дотронулся до него легко и нежно.
Ее сердце подскочило и глухо заколотилось в груди. Она чувствовала прилив горячей крови. От желания у нее кружилась голова, но ей все еще не верилось, что блаженство близко. От его пылкой ласки, такой нежной, такой непрерывной, у нее перехватывало дыхание, и дрожь пробегала по животу. Изнывая от неистового желания, она вцепилась руками в его плечи.
С тихим восклицанием он поднял голову и выпрямился, размыкая ее объятия. Он подхватил ее на руки и, прижимая к себе, вскочил и направился к постели. Опираясь коленом на пружинящий тюфяк, он опустил ее на кровать. Заскрипели веревки — он отодвинулся и пошел загасить свечи. В темноте, озарявшейся только огнем в камине, слышался шорох ткани. — он снял одежду и бросил ее на стул. Когда Сирен привыкла к полумраку, она увидела его стройную, словно вылепленную, фигуру, медно-красную в отблесках огня, его глаза, горящие обещанием. Потом он подошел и устроился на кровати рядом с ней.
Он сразу же начал раздевать ее. Его движения были неторопливыми, но уверенными, словно ее одежды представляли помеху, но помеху обычную. Раскрытый лиф, сплошь украшенный вышивкой, полетел в сторону. Юбки и кринолин сползли с ее бедер с тихим ласковым шелестом. Ее тело опахнуло прохладным воздухом, когда рубашка из тонкого шелка была подтянута вверх и снята через голову. В великолепной наготе она вытянулась и повернулась к Рене, ее груди коснулись его груди с легким соблазном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117