Бандит зарычал, увидев меч, и сделал стремительный выпад. Кэтрин в это время взмахнула мечом снизу вверх, чтобы нанести удар, но от тяжести у нее онемели кисти рук, и удар получился косой, не очень сильный и даже не разрубил его толстую фуфайку. Это дало ему возможность прийти в себя. Он отступил, злобно прищурил глаза и бросился к ней в надежде просто преодолеть ее своей силой.
Кэтрин, в свою очередь, встала поустойчивее, сжала зубы и вцепилась в меч. За спиной послышался какой-то звук и движение.
Это был Рован. Он, должно быть, прошел через открытую дверь туалетной. Но времени ни поворачиваться, ни реагировать иначе не было. Он подошел сзади, как бы обнимая ее, схватил руками ее руки, державшие меч.
Бандит, состроив гримасу, направил свой нож прямо в сердце Кэтрин. А она подняла меч, вдруг ставший легким, как перо, и выбила нож из рук бандита, а потом с помощью рук Рована и его веса подогнула колено и сделала выпад, пронзив сердце пирата.
— Боже! — выдохнул Рован. Он вытащил меч, и пират упал. Приложив усилия, он отобрал меч у Кэтрин, так как она вцепилась в него мертвой хваткой, и отбросил его к стене, потом повернул ее к себе и крепко прижал. Она уткнулась лицом ему в плечо. Он заговорил каким-то низким и резким голосом;
— Я видел этого подонка, когда был с Жилем, а он пробирался к дому. Думал, не успею.
В комнату вошла Дельфин. Лицо ее было серым, а руки вцепились в оборки накрахмаленного фартука. Взгляд ее выражал любопытство, какое-то презрение и ревность.
— Еще немного и вы бы не успели.
Кэтрин пошевелилась в объятиях Рована. Чуть оттолкнувшись от него руками, она еле слышно сказала:
— Не имеет значения. Он пришел.
— Да, — сказала Дельфия, — и сейчас же должен идти. Я хотела вам сказать, мадам, что повозки подъезжают. Их ведут верхом мистер Брэнтли и мистер Льюис.
Кэтрин только сейчас посмотрела на Дельфию.
— Если так, то недалеко и экипажи. Интересно, что привело их так быстро?
— Мне кажется, мистер Жиль, — бесстрастно ответила Дельфия. — Конечно, он ведь беспокоился.
— Полагаю, да, — согласилась Кэтрин.
— В любом случае мы должны радоваться, — сказала служанка, уголки ее рта напряглись.
— Да, — эхом отозвалась Кэтрин, подняв глаза на Рована. — Думаю, должны.
Глава 17
— Кэтрин, дорогая, чем же ты занималась, когда мы уехали? Твои бедные ручки так поцарапаны, что я буквально дрожу при мысли о том, как тебе больно.
Мюзетта тайком разглядывала ее во время обеда. Было уже поздно, когда они сели за стол. Утром не завтракали, а ленч был подан на скорую руку из-за суматохи и волнений в доме.
Стол был украшен свечами и цветами. И конечно, заставлен всевозможными блюдами и вином. Все было сделано, чтобы нормализовать обстановку, поскольку все снова собрались вместе, впервые после путешествия, но настроение у всех было подавленное. Они слишком устали, были обеспокоены и чувствовали себя неуютно из-за того, что во главе стола сегодня не было хозяина, его место пустовало. Естественно, разговор не клеился.
Кэтрин едва взглянула на отметины на руках и сказала первое, что пришло в голову.
— Я собирала в саду розы для моей тети, когда навещала ее. К несчастью, за время ее болезни сад зарос.
— Без перчаток? Сумасшедшая. — Мюзетта поежилась. — И Рован там был? Он, кажется, тоже поранен.
Рован и Кэтрин посмотрели друг на друга. Он сидел справа от нее. Выдержав взгляд, она ответила:
— Он был настолько добр, что предлагал свою помощь, когда мне было трудно.
— Дело не в доброте, — наклонив голову, ответил Рован. — Мне была оказана честь принять мою помощь.
Кэтрин ничего не могла с собой поделать — она покраснела. Кому знать, как не ей, как опасно завуалированное общение с Рованом: он был слишком дерзок и смел там, где подразумевался двойной смысл.
Единственный, кто, казалось, заметил ее смущение, был незнакомец, джентльмен, внимательно смотревший на царапины на руках и краску на ее лице. Это был доктор, привезенный осмотреть Жиля. Прибыв рано утром, он почти не покидал его. Сердечный приступ, вызванный раной на голове, и шок от пожара — таков был его диагноз.
Теперь Мюзетта переключила свое внимание на этого джентльмена.
— Вы говорите, доктор Мерсье, что мой брат не разрешает никому навестить себя, кроме жены. Но вы же должны понять, что я, как сестра, очень беспокоюсь. Когда же, господи, мы все будем допущены к нему?
Доктор положил свою вилку и вытер рот квадратной салфеткой из дамасского полотна, которая была заложена за воротник. Затем он свернул салфетку и положил ее рядом с тарелкой. Высокий и худой, щепетильный в движениях, с пенсне на носу и с французским акцентом, он был человеком, вполне осознающим свою важность.
— Ваш брат, мадам, — сказал он, когда со всем справился, — серьезно болен. Люди, намного сильнее его, погибали, перенеся тройной удар — сердечный приступ, сотрясение мозга и такую долгую задержку с лечением. Один Господь знает, почему ваш брат еще жив, будучи еще и хронически больным человеком.
— Хроническая болезнь — вы хотите сказать, что Жиль все это время был болен?
В другое время ее пустое удивление выглядело бы по крайней мере комично.
— Без сомнения. Кое-что, касающееся его случая, меня очень озадачивает. Так как я встречаюсь с этим впервые, то хотел бы поговорить об этом с его предыдущим врачом. Поэтому мы обязаны брать во внимание его ненадежное состояние в настоящий момент, не говоря уже о выраженных им пожеланиях.
Льюис, слушая доктора с явным интересом, резко переспросил;
— Каких пожеланиях?
— Мой пациент не имеет желания в настоящий момент никого, кроме своей супруги, видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84