Из-за твоей дружбы с Жаном и тех нескольких уроков фехтования, который ты дал ему, когда он был всего лишь младшим братом, который не отставал от тебя и Жана, он решился сам бросить тебе вызов в качестве отвлекающего маневра, а позже извиниться перед тобой и все объяснить.
Она замолчала и пристально посмотрела в лицо Равеля. Она ожидала от него каких-то комментариев, но так как он продолжал сидеть молча, она сказала:
– Ты не удивлен?
Он коротко взглянул на нее.
– Нет.
– Даже тому, что дуэль с Мурреем будет каким-то образом подстроена так, что должна будет закончиться в его пользу?
– Учитывая все остальное, это кажется логичным шагом с его стороны.
– Что ты собираешься делать?
– Делать? Я собираюсь драться с ним.
– Но ты не можешь! Это все равно что самому идти в ловушку. Ты же не знаешь, как он собирается организовать это.
Он повернулся к ней и с раздражением в голосе сказал:
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Не появился на дуэли? Я не могу сделать этого, во всяком случае не во второй раз подряд.
– Погибнуть с честью, так? Ты готов скорее умереть, чем услышать шепот и смешки за спиной?
Его глаза потемнели. Он сделал глубокий вдох, призывая на помощь все свое терпение. Он специально оскорблял Аню в танцевальном зале на балу Комуса, чтобы избежать сцену, подобную этой, в надежде на то, что вызовет у нее отвращение. Он понял, что такая сцена неизбежно последует, как только увидел, как Муррей следит за ним на балу и ожидает, когда он проводит Аню к креслу. Он мог бы не беспокоиться – сцены все равно не удалось избежать.
– Ты не понимаешь, – сказал он хрипло. – Это не имеет никакого отношения к тому, что будут говорить люди; я связан данным себе самому словом поддерживать определенные правила поведения. Нарушить его – значило бы изменить самому себе. Ты можешь называть это гордостью или глупостью – большинство мужчин согласится и с тем, и с другим. Но кроме того, это кодекс, который определяет, как надо жить.
Это был кодекс, требующий смелости и честности, кодекс, который пренебрегал цеплянием за жизнь любой ценой. Не будь его, остались ли бы мужчины джентльменами? Или все было бы так, как сейчас: некоторые мужчины испытывали бы естественную потребность придерживаться принципов, тогда как другие использовали бы их в своих собственных целях и отбрасывали после того, как те сослужат свою службу?
– Но ведь должно быть что-то, что можно сделать?
– Что ты предлагаешь?
Это, конечно же, был вопрос. Полицию вовлекать в это дело било нельзя, так как она подчинялись партии «Ничего не знающих», чьи интересы как раз защищал Муррей. Отправиться к Муррею и обвинить его в совершенных подлостях было бы бесполезно; он только бы отрицал все и, возможно, стал бы намекать, что причиной этих обвинений является трусость. В действительности существовала всего лишь одна вещь, которую Равель мог сделать, если не собирался уклоняться от дуэли.
– Твои секунданты… – начала она.
– Они тщательно проверят все поле, ты можешь быть в этом уверена. В конце концов Муррей останется со мной лицом к лицу. Нас будет всего лишь двое.
– Это что, утешение? Я видела, как он совершенствовался в фехтовании в Эксчейндж-элли. И кроме того, я видела, как он однажды застрелил в темноте человека – пуля прошла сквозь сердце.
Муррей застрелил бандита в ту ночь, когда остановили их экипаж. «Боже!» – воскликнул другой нападавший, который был очень похож на Реда, и воскликнул он это не потому, что увидел дымящийся пистолет в руке Муррея. Он воскликнул это потому, что ужаснулся, как неудачно они выбрали экипаж, потому что он узнал Муррея.
– Я не знал, – мягко сказал Равель, – что тебе нужно утешение.
Ничто в его лице не показывало, что это имеет для него какое-то значение. Она встала и отвернулась.
– Я… я чувствую себя ответственной. Если бы я не вмешалась…
– Если бы ты не вмешалась, я мог бы быть уже мертв. Если эта дуэль должна быть подстроена, то и первая, наверняка, также должна была быть подстроена.
Она бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц, – Странная дуэль, – сказала она с горечью в голосе. – Мадам Роза хотела, чтобы ты помог показать истинное лицо Муррея, но он не стал бы отступать, потому что это была такая чудесная возможность избавиться от тебя. Вы оба, как казалось, ссорились из-за оказанного мне внимания, тогда как на самом деле я не имела никакого отношения к мотивам, которые руководили вами.
– Это не совсем так, – сказал он осторожно. – Я согласился выполнить просьбу мадам Розы преимущественно из-за того, что это давало мне возможность сделать то, что я давно уже хотел сделать.
– То есть?
– Я подошел к тебе, потому что устал избегать тебя, устал видеть, как ты избегаешь меня.
– Но ты был в маске! – сказала она.
– Так было легче.
Было ли легче сбросить свою социальную маску, надев настоящую? Казалось ли ему менее опасным тайно нарушить их взаимный пакт о том, чтобы избегать друг друга? Если бы не вмешательство Муррея, узнала бы она когда-нибудь, кто был этот мужчина под маской рыцаря?
Когда она ничего не ответила, он продолжил:
– Но ты не должна обвинять мадам Розу в происшедшем. Во всем этом было нечто большее. В интересах Комитета бдительности было избавиться от Муррея Николса, либо принудив его публично отступить, в случае чего его репутация в Новом Орлеане была бы полностью уничтожена, либо сразиться с ним на шпагах или пистолетах. Он слишком глубоко был замешан в делах Лилли и был слишком близок к тому, чтобы утвердиться в креольской общине посредством своего брака с твоей сестрой, чтобы позволить ситуации оставаться неизменной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134