Летти долго лежала без движения, наслаждаясь своими ощущениями.
Солнце скрылось за облаками, и в лесу потемнело. Летти очнулась, почувствовав на шее щекочущее прикосновение травинки. Она села и потянулась за чашкой. Хотелось еще пить. Вода была такая вкусная, лучше самого изысканного шампанского.
Летти стояла у ручья, пила воду и осматривалась вокруг, когда заметила крест. Это было грубое сооружение из двух сучковатых почерневших сосновых палок, сколоченных вместе. Крест стоял на высоком гребне за ручьем, на противоположной стороне от того места, где она оставила коляску. Место вокруг него было расчищено, как будто кто-то попытался придать могиле подобающий вид.
Могила Генри. Летти знала, что она где-то рядом, но не ожидала, что так близко. Ей рассказывали, как какой-то парень, разыскивающий пропавших коров, увидел кружащих над ручьем канюков и пошел посмотреть. Он обнаружил тело Генри почти в воде, как будто кто-то застрелил его, когда он наклонился, чтобы напиться. Убийца Генри забрал его документы, снял верхнюю одежду и оставил его на растерзание диким зверям. Тело похоронили, не опознав. Только потом выяснилось, что это был курьер, который вез денежное содержание солдат из Накитоша.
Летти осторожно поставила чашку. Подхватив юбки, она двинулась вверх по гребню между деревьями и кустами. Она не остановилась ни разу, пока не дошла до креста. Если когда на могиле и существовал холмик, сейчас она была почти плоской, покрытой пучками травы, молодыми побегами сосны и эвкалипта, старыми прошлогодними листьями. В молчаливом одиночестве она нависала над ручьем и поросшей папоротником полянкой.
Летти нежно прикоснулась к грубой поверхности креста. Она смотрела на него сквозь слезы и видела Генри таким, как в их последнюю встречу — смеющимся и немного взволнованным от предстоящего назначения в Луизиану. Когда она провожала его на поезд, он обнял ее. Такое проявление глубокой привязанности между ними было редкостью. А когда поезд тронулся, он высунулся из окна и махал ей, пока не скрылся из виду. Он любил яблочный пирог и клены, старинные книги и грозы. А сейчас он был мертв. Убит. Оставлен лежать в одиночестве в этом забытом Богом месте.
Она ничего не услышала. Она почувствовала спиной. Внезапное первобытное напряжение нервов предупредило ее. Летти подняла голову, смахнув слезы быстрым, почти неуловимым движением руки. Внутренняя тревога нарастала, кровь застыла в жилах. Она всматривалась в деревья по обе стороны от нее.
Потом она увидела его, мужчину в потертом черном костюме. Высокий и неподвижный, он стоял в тени большой сосны, почти сливаясь с ней. На ремне вокруг тонкой талии был револьвер. Черная шляпа низко надвинута на глаза. Его лицо скрыто тенью, но когда он отошел от дерева, стала заметна темная полоска усов.
— Я не убивал его, — сказал он.
ГЛАВА 4
— Вы!
Шип. Летти узнала бы этот хрипловатый голос где угодно, и хотя прежде она видела только его высокий силуэт на фоне звездного неба, очертания фигуры были ей знакомы.
— Кого вы думали увидеть, разъезжая так, в одиночестве? Надо ли мне ждать человека, с которым вы должны были встретиться?
— Я ни с кем не встречаюсь. — Отвечая на вопрос, она позволила в своем тоне оттенок пренебрежения, хотя понимала, что было бы лучше сказать, что ждет свидания, чтобы он подумал, будто где-то поблизости у нее есть защитник.
— Совсем одна? Не говорите мне, будто вас не предупреждали, как это опасно для женщины. Или вы и приехали из-за опасности? Может быть, мне считать ваш приезд приглашением?
Его охватил гнев. Рэнсом не удивился этому открытию. Гнев был вызван тем, что она была так чертовски беззащитна и, казалось, не осознавала этого. Тем, что она стояла здесь, такая красивая, и ветерок развевал завитки ее волос у висков, тем, что она не понимала, какое впечатление она производила на мужчин, с которыми он вел битву. Как легко было бы овладеть ей здесь, среди папоротников, как легко было стать таким, за кого она его принимала.
Глаза Летти сузились.
— Приглашением? К чему?
— Как к чему? К еще большей порции прелестей, которых я вкусил, когда мы встречались последний раз.
— Вы, должно быть, сошли с ума! — Румянец, вспыхнувший на ее щеках, был вызван не только возмущением. — Я приехала к могиле моего брата, и ничего больше!
— Жаль. Это могло бы оживить такой скучный день. Легкость, с которой он воспринял ее отказ, была не очень лестна. При воспоминании о прикосновении его усов и гладкости его губ по телу Летти пробежала дрожь. Она заметила язвительно:
— Вы всегда можете нарядиться и попугать местных жителей.
— Но не вас? — В таких словах звучала опасность.
— А я кажусь напуганной?
— Этого я сказать не могу. Может, вы хорошая актриса, а может — глупы.
— Глупа? — Ярость ее была так велика, что она едва могла говорить.
— Давайте назовем это недостаточной предусмотрительностью, если точные слова вам обидны. Во-первых, вы не чувствуете грозящей вам опасности. Во-вторых, вы усиливаете ее, бросая вызов.
Оттого, что он был прав, переносить его замечания было совсем не легче.
— Вы хотите сказать, что, если бы я сжалась перед вами от ужаса, мне бы ничто не угрожало, в то время как вызов позволяет вам поступить так, как вам нравится?
— Если одним словом, то да. Она исказила губы в презрении.
— Я не верю в это. Вы все равно сделаете так, как хотите.
— Не означает ли это, — поинтересовался он, и слова его полоснули, как нож, — что вы покорились?
— Конечно, нет!
— Это, должно быть, говорит о том, что вы не допускаете дурных намерений с моей стороны. Я и не знал, что вы думаете обо мне так хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118