Более того, чувствовалось, что он это сделает без сожаления, совсем не задумываясь о последствиях. Это тревожило и пугало.
И все же он был так уязвим из-за своих связанных с раной отклонений, один против всех. Его могли обмануть, пересилить, ударить так, что он потеряет сознание, или еще хуже того. От этой мысли Летти стало плохо. Сердце билось так часто, что затрудняло дыхание, земля поплыла перед глазами. Никогда еще в своей жизни она так не боялась за другого человека. Никогда. Даже за Генри.
Если Рэнни ударят с той стороны, где у него старая рана, он может умереть. Думать, что он, с его мягким характером и легким дразнящим смехом, будет умирать в такую чудесную лунную ночь, было невыносимо. Она превратится в калеку, если его убьют, а она останется в стороне. Как это искалечит ее, она, правда, не совсем понимала.
Лайонел встал на колени рядом с отцом и возился с веревками, стягивающими ему руки, осторожно поглядывая на мужчин, которые стояли к нему спиной. Мама Тэсс рыдала. В тихом плаче звучала вековая боль.
Главарь шагнул к Рэнни, кнут волочился в пыли у него за спиной.
— Это совсем не твое дело, сынок. Ты вмешиваешься в то, чего не понимаешь. Иди ложись спать и оставь это нам. Так будет лучше всего.
— Я все понимаю. Убирайтесь с моей земли.
— Речь идет о наших жизнях, наших семьях, домах; землях. Все, о чем мы мечтали и для чего трудились, отнимают у нас. Мы вынуждены сопротивляться.
Главарь немного дернул кнут за своей спиной, и он опять распрямился. Он собирается воспользоваться кнутом, чтобы оглушить Рэнни или, если он хорошо владеет, выбить из рук у Рэнни ружье. Видит ли это Рэнни? Понимает ли?
— Это и меня волнует, — сказал Рэнни. Его глаза сосредоточены на прорезях в капюшоне вожака.
Тот снова шагнул вперед. Он протянул свободную руку:
— Ты не будешь наводить ружье на своих друзей и соседей. Отдай мне эту штуку.
Люди в простынях расступились, готовые броситься на Рэнни в подходящий момент. В любую секунду, как только главарь достаточно приблизится, кнут взлетит вперед и вверх.
Летти шагнула из укрытия. Она вышла на залитую лунным светом дорожку. С высоко поднятой головой и свободно опущенными руками она подошла к Рэнни и встала рядом с ним. Ее голос звучал отчетливо и многозначительно:
— Я бы на вашем месте подумала. Если он говорит, он совсем не шутит и будет действовать решительно, очень решительно.
Главарь взглянул на Летти, потом снова на Рэнни. Зло, но уже не так угрожающе, он произнес:
— Подай мне это ружье!
Рэнни поднял оружие, навел черные зрачки стволов ему на грудь. Послышался двойной щелчок взводимых курков, от которого по телу пробежали мурашки. Его глаза сверкнули в свете факела. Это можно было принять и за смех, и за приступ ярости или сумасшествия. Он спросил:
— Каким концом?
Ни один из людей в простынях не пошевелился. Где-то крикнул козодой. Как будто ему в ответ, кукарекнул безмозглый петух на магнолии. Порыв ветра колыхнул простыни и понес дым факела вверх длинным серым плюмажем. Ночь стала вдруг жаркой и душной.
— Я полагаю, — сказала Летти, — вам лучше всего сделать то, что вам говорят. И поаккуратней.
Вожак коротко кивнул. Остальные стали отступать назад. Их взгляды были прикованы к ружью в руках Рэнни. Они взяли свои поводья и факел у человека, державшего лошадей, вскочили в седла. Главарь медленно и осторожно свернул кнут. В его движениях было признание поражения и отказ возглавлять такое стадо. Повесив кнут на руку, он взобрался в седло и посмотрел вниз.
— Мы этого не забудем.
— И не забывайте.
Они уехали. Красный огонек факела становился все меньше и наконец совсем исчез где-то на дороге. Брэдли, освобожденный от веревок, подошел к Рэнни. Его лицо, несмотря на темный цвет кожи, было серым. И все же на нем появилась теплая улыбка.
— Я тоже не забуду этого.
Рэнни протянул руку, и они радостно и с облегчением обнялись. Рэнни негромко засмеялся:
— Опять мы спасли свою шкуру.
— Опять, — согласился Брэдли, — особенно мою. Рэнни быстро взглянул на Летти.
— Мисс Летти помогла.
— Да, очень, — сказал Брэдли, поворачиваясь к ней. — Поверьте, я очень признателен.
— Не стоит благодарности. — Если ее тон и был неучтивым, она ничего не могла с этим поделать. Она не могла не думать о том, какую опасность этот человек навлек на всех них.
— Почему, вы думаете, они дожидались, когда вы приедете сюда?
— Здесь тише, меньше людей, чем в городе, и, как им казалось, вряд ли кто помешал бы им.
— Вы так легко об этом говорите. Негр покачал головой:
— Это не было неожиданностью.
— Тогда почему же у вас нет оружия?
Вся взъерошенная, подлетела мать Брэдли, ее страх превратился в гнев.
— Потому что он глуп, вот почему! Глуп, потому что влез во всю эту кашу, глуп, потому что приезжает сюда, глуп, потому что позволил вытащить себя на улицу, не сопротивляясь.
Брэдли опять покачал головой:
— Если бы я позволил им преподать мне урок, они бы отпустили меня. Если бы я убил или даже ранил одного из них, я был бы покойником. Покойники не могут заседать в Палате представителей.
— Представителей кого, сынок? Этих «саквояжников»? Они же враги. Неужели ты этого не понимаешь? Им нет до тебя дела. Они тебя не знают и знать не хотят. Они только хотят тебя использовать, а потом выбросят, как тряпку, которая слишком истрепалась, чтобы ее стирать.
— Я все же должен попробовать. Я не могу иначе.
Это был все тот же спор, все те же навязчивые страхи.
Никого, казалось, не беспокоило, никто даже не обратил внимания, что оказался втянут Рэнни, что он нажил себе врагов, которые могут быть для него опасны, которые могут в любой момент появиться из ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118