стоны наслаждения и требовательные призывы — все это оставило неизгладимый след в его памяти. В этой женщине не было ничего застенчиво-робкого и ничего вульгарного; она была самим воплощением утонченной и в то же время откровенной чувственности. То, что она пришла к нему сегодня ночью, было бесценным подарком, и он ясно сознавал это. И разве можно было устоять и не использовать такую возможность настолько, насколько позволяли отмеренные ему пространство и время?Рид был уверен, что никогда, даже когда станет сморщенным дряхлым стариком, никогда не сможет забыть того, что почувствовал в тот момент, когда понял, что он первый мужчина в ее жизни, который помог ей достигнуть оргазма. Это так глубоко взволновало его, что за каждый миг наслаждения, за каждую ласку он был благодарен ей вдвойне. И эта благодарность во много раз усиливала его собственное удовольствие.Эти воспоминания будут согревать его в те долгие холодные ночи, которые ждут впереди. И согревают сейчас. Невероятно.Стоп. Ни в коем случае нельзя терять самоконтроль, даже если вспомнил об этом с небольшим опозданием. Закрыв глаза, Рид постарался подавить нараставшее возбуждение, но чтобы справиться с ним, потребовалось несколько больше времени, чем он предполагал.Осторожно отодвинувшись от Камми, Рид поплотнее укутал ее простыней и одеялом, а сам бесшумно встал с постели. Его одежда лежала на кресле возле двери. Выходя из комнаты, Рид захватил ее с собой.Через несколько минут он, уже одетый, держа в руке ботинки, спускался на цыпочках по темной лестнице в длинный коридор, который проходил по всему дому. Проходя мимо «солнечной» комнаты, он замедлил шаги, круто повернулся и распахнул дверь.Свет фонарей, стоявших вдоль дороги, выхватывал из темноты отдельные предметы обстановки. В одно из таких светлых пятен попал портрет, висевший над мраморным камином. Рид подошел ближе и, откинув голову, стал внимательно рассматривать рисунок.На портрете Камми была изображена сидящей в кресле, обитом темно-зеленой парчой. На ней было серое бархатное платье с широким кружевным воротником, замысловатый узор которого художнику великолепно удалось воспроизвести тонкими, как паутинка, серебряными штрихами. Густые волосы Камми мягко блестели; они были окружены более светлым тоном, что создавало эффект светящегося ореола. Черты ее лица были схвачены довольно точно — овальная форма, волевой подбородок, прямой аристократический нос, четко очерченные выразительные губы с тенью уверенной улыбки. Но больше всего внимание Рида привлекли глаза. Большие, туманные, светло-карие с голубыми и зелеными вкраплениями и тонкой серой каемкой — эти необыкновенные глаза хранили в себе какую-то тайну. И Рид вдруг подумал, что в них жила грусть мечтательницы и фантазерки. Это были глаза человека, который жесткой реальности предпочитал воображаемый мир волшебных грез, прекрасно понимая, насколько он иллюзорен и фальшив.Эту часть своего «я» Камми отлично умела скрывать. Если бы Рид не вгляделся в эти глаза, ему, вероятно, и в голову бы не пришло, насколько ранима ее душа. Он припомнил, с каким упорством она отказывалась принять его помощь, как рассказывала о своей семейной жизни. Она говорила язвительно, с иронией, для того чтобы защитить свой внутренний мир, и нарушать его владения не имел права никто.Больше жизни Риду хотелось войти в этот мир. Но точно так же, как он был уверен в своей смерти, которая заберет его когда-нибудь в свою мрачную бездну, у него не было ни малейшего сомнения в том, что проникнуть в духовный мир Камми ему никогда не удастся.Интересно, пробирался ли Кит Хаттон за оборонительную линию души своей жены? Или она воздвигла эту стену, чтобы в первую очередь спрятаться от него?Однако, если оглянуться назад, в прошлое, становилось ясно, что стена эта всегда окружала Камми. Девочки-подростки обычно отличаются нежными сердцами, но Камми была чрезмерно чувствительна. Она могла заплакать ни с того ни с сего, без какой-либо видимой причины, и это был не просто каприз, а проявление душевной боли оттого, что она жила в безжалостном мире среди людей, которые мало ее понимали. Эта девочка легко поддавалась влиянию поэтических образов, она всегда обходила дикие цветы, вместо того чтобы наступать на них, она всегда выхаживала хромых уток и спасала искалеченных собак.Камми очень мало изменилась с тех пор.А вот он изменился.И мысль о том, что она, вероятно, смотрит на него как на одну из своих хромых уток или покалеченного пса, очень не понравилась ему. Если это действительно так, он станет еще опаснее для нее. Он никогда не превратится в частичку ее внутреннего мира, даже если очень захочет. Он несет разрушение — этому его учили.Вполне возможно, он уже нанес ей самую страшную и глубокую рану. С его помощью — пусть это произошло не намеренно — Камми увидела, что стены ее крепости не так неприступны; что, как бы она ни старалась удержать свои рубежи, их можно перейти. Конечно, нельзя отрицать того, что она сама пригласила его войти в свою дверь, но он мог, должен был отказаться. По крайней мере, у него хватило честности и силы воли, чтобы тихо выйти из этой двери и закрыть ее за собой.А может, просто сработал инстинкт самосохранения? Сама мысль о том, что он мог бы причинить Камми боль, была ему невыносима. Ни за что на свете он не хотел бы обидеть ее, но жизнь распоряжается по-своему, и порой ее решения бывают жестоки. Ему довелось испытать это на собственной шкуре.Его жена была очень похожа на Камми, или ему так казалось: те же самые густые темные волосы, те же глаза, хотя у Джоанны они были скорее зелеными, чем карими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108